Варианты Морозова. Стеклянная стена

Мать слегка кивнула и улыбнулась снисходительно-удовлетворенной улыбкой.

— Ты ничего так не добьешься, — сказал он.

— Вы все меня бросили, — задумчиво ответила она, водя ладонью по клеенке кухонного стола. — Чужие люди мне помогут. Я пойду в обком. Пусть его исключат. Он еще пожалеет.

— Это же не метод. С тобой никто не захочет серьезно разговаривать.

— Вы все против меня.

— Кто против, мама? Ты твердишь одно и то же. А кто против? Как раз все с тобой, — дед, бабушка, Надя, Аня. Даже Есаулов.

— Это они для отвода глаз. Я им не нужна. Даже ты меня бросил.

— Тебе хочется меня мучить, — сказал Устинов. — Я тебя не брошу, ты знаешь.

— Тебе хочется уехать на море, — обиженно вымолвила мать. — А кто будет со мной? Я никому не нужна.

— Ну хорошо, не поеду.

— А в сентябре все равно уедешь в Москву.

— И в Москву не поеду. Останусь с тобой.

— Нет, что ты! Тебе надо ехать, — возразила она. — У тебя последний курс, разве я стану тебя держать? Ничего со мной не случится.

— Переведусь на заочный.

— Нет-нет! Ты с ума сошел? Бросай меня, если тебе так нужно. Ничего не поделаешь. Все равно все бросили. — Она иронично усмехнулась, глядя поверх Устинова с внешним минутным спокойствием.

— Давай пойдем в кино, — предложил он. — Какой-нибудь веселый фильм, проветримся.

— Я ее зарублю топором, — сказала она. — Зарублю! И мне ничего не будет. — Она стала посмеиваться и осматриваться, словно не узнавала своей кухни, где провела половину жизни.

Устинов налил ей чашку воды.

— Что же делать, Миша?

— Вот выпей.

— Поехали ко мне в поселок. Я хочу посмотреть. Поехали, прошу тебя. Поедем?

— Давай лучше в кино сходим.

— Ты не хочешь, — печально сказала мать. — Конечно, кино близко, а туда надо ехать... Я тебя ни о чем больше просить не буду, только отвези меня.

Устинов понял, что, если она будет и дальше настаивать, ему не избежать поездки в этот неказистый поселок, к которому он не испытывал никакого любопытства.

Но мать настаивала, пришлось ехать в нелепое путешествие, правда, не слишком далекое, но скучное и бесцельное...

Мать надела просторное голубое платье без рукавов с широкой мелкоскладчатой юбкой и узким поясом, белые босоножки, повязала голову косынкой и туго просунула палец в обручальное кольцо, которое прежде лежало у нее в коробочке. Она упросила сына облачиться в белую сорочку, хотя знала, что он с детства не любил предписанную парадность: мальчики в белых рубашечках, девочки в белых передниках.

Мать настроилась на парад, и ей не надо было мешать. Пусть поселок, пусть белая сорочка — в конце концов, это мелочи.

Она шла по заасфальтированному тротуару, оглядывалась растерянно, словно силилась узнать, что скрыли блочные пятиэтажки с вытоптанными дворами. Вздохнув, мать повернула в какой-то проулок.

Вдали виднелся темно-синий угол террикона, по его боку карабкалась вагонетка, настолько крошечная, что казалась не больше спичечного коробка, лежавшего у бордюрного камня.

— Работает! —с гордостью сказала мать. — Сколько лет прошло, а работает... Я ничего не пойму, Миша.

— Что, заблудились? — спросил Устинов.

— Где-то здесь наш дом... давай еще поищем.

Откуда-то из-за забора, огораживающего стройку, запел петух.

— Ну да! — обрадовалась мать. — Это там!

Из современного поселка они вышли в довоенный. С одноэтажными домиками, огородами, небольшими садами, закрывавшими окна. На верхушке вишни раскачивался воробей и клевал перезрелые ягоды. Мать с улыбкой узнавания глядела на серую пичугу, должно быть в душе разговаривая с ней.

Скучнейшая поездка в забытый поселок позже превратилась для Устинова в возвращение к прародине, и тогда он пожалел, что был тороплив, высокомерен и равнодушен.

Мать вошла во двор, где воробей клевал неубранные вишни, села в беседке, окруженной чуть поникшими зарослями золотых шаров, и стала разговаривать с пожилым мужчиной.

— Я тебя узнала, — сказала она. — У тебя те же глаза... Это мой сын.

— Миша, — назвался Устинов.

— Захар. — У мужчины была тяжелая жесткая рука, пальцы уродливо скрючены, на среднем и безымянном не доставало ногтевых фаланг.

Он посмотрел на Устинова круглыми серыми глазами, слегка улыбнулся.

— Не похож на тебя, — сказал он матери. — На Кирилла похож. Я бы тебя не узнал... — Запнулся добавил: — Лида...

— Я совсем не та, — согласилась она. — Неужели совсем не узнал?

— Сейчас ты важная... А я уже, считай, десять лет па пенсии. Как пятьдесят исполнилось, ни дня больше не стал. Да и заработки в шахте уж не те. Вот после войны навалоотбойщик мог на получку машину с ходу купить. Сейчас не то. Видишь, руки трясутся. Думаешь, я алкаш? Это виброболезнь. Как ты живешь? Кирилл, поди, большой начальник?

— Он работает в НИИ, а я дома сижу. Миша в Москве учится, на последний курс перешел. А где наши? Коля Жилонов, Витя Сердюк, Марийка Чип? Ты за ней ухаживал,