Варианты Морозова. Стеклянная стена

— Мамочка, прости меня! — воскликнула Лидия Ивановна. — Я тебя заберу, мы будем жить вдвоем. Никто нам больше не нужен.

— Он идет, — шепотом сказала мать. — Спрячься куда- нибудь.

— Плачет, — встревоженно сказал кто-то.

Лидия Ивановна приподнялась и оглядела комнату. Что-то двинулось, замелькали в полумраке лица и руки. У нее закружилась голова.

Страшная догадка о том, что все это может быть не сном, а дейтвительным умиранием, неожиданно укрепила ее силы. «Все пришли, — подумала она с гордостью, — он тоже здесь».

— Кирилл, подойди, — позвала Лидия Ивановна.

— Зовет! — шепотом воскликнул женский голос. — Она хочет что-то сказать.

Снова задвигались и замелькали лица, над больной склонился ее муж.

— Дай руку, — сказала она и, взяв его руку, улыбнулась. — Я не умру, Кирилл. Это я переволновалась. Где Миша?

— Здесь. Позвать?

— Не надо. Ты не голодный? Я пирог испекла. Поставь чайник и угости всех.

Кирилл Иванович виновато смотрел на жену, ощущая на себе взгляды всех родственников.

— Может, чего-нибудь хочешь? — спросил он.

— Не увози меня в больницу. Я сильная, тебе всегда со мной было легко.

— Ты сильная...

— Тебе же всегда было легко, правда?

— Правда, — согласился Кирилл Иванович.

— Я знаю, что правда. Ты не сердишься на меня?

— Нет, не сержусь. Не надо много разговаривать.

— Я долго была одна. Я тоже на тебя больше не сержусь. А мама не сердится на меня?

— Не сердится.

— Повови ее.

Лидия Ивановна отпустила мужа, посмотрела вверх и вздохнула. Послышались медленные шаркающие шаги. Чуть повернув голову, она видела, как скользит по полу тень, и, подняв глаза, встретила свекровь спокойным, чуть насмешливым взглядом. Несколько времени они молча глядели друг на друга, как будто ждали, кто начнет первой.

Старуха стояла со сжатыми губами.

— Мама, поправьте подушку, — попросила Лидия Ивановна и стала приподниматься.

Свекровь взялась за угол тугой подушки, попыталась ее сдвинуть, но у нее не получилось.

— Ладно, — сказала Лидия Ивановна. — Вы пришли со мной прощаться? Вот все и кончилось, правда? Теперь на меня можно не сердиться. Скоро я буду далеко.

— Эх, Лидия! — ответила свекровь. Заговорив, она стала еще суровее, словно вспомнила, что больная обрушилась на ее сына, и ее голос сделался отрывистым. Старуха не верила, что сноха умирает, и не желала себе признаться, что не верит. — Прости, если когда обидела тебя, — продолжала она. — Ты для меня родная, родные должны прощать.

— Мне страшно, — призналась Лидия Ивановна. — Зачем все пришли? Пусть он останется, а вы идите, идите... Потом придете.

— Не бойся, — шепнула свекровь. — Такое бывает у всех. Это заморозок перед старостью. Еще оттаешь. Переживешь, как все бабы.

Она отошла от кровати, недовольная собой, села в углу и, положив на колени сухие, покрытые коричневыми родинками руки, опустила голову. Казалось, старуха задремала.

—Ну что, бабушка? — спросил Устинов.

Старуха молчала. Там лежала мать этого мальчика, и все думали, что она умирает. Даже приехавший и быстро уехавший врач, который оставил после себя ощущение безнадежности, тоже так думал. Но ей еще рано было умирать, хотя, может быть, она приготовилась к этому. Мы все приготовились, сказала себе старуха, и боимся в этом признаться.

— Даша, что Лида тебе говорила? — спросил старый Устинов.

Она посмотрела на мужа, маленького седого человека в очках из черной пластмассы, и увидела упрек в его выцветших, уже зарастающих катарактой глазах. Без нее он не знал, можно ли подойти к снохе. Но она отвернулась и позвала Кирилла. Все дети сейчас были рядом и ждали ее ответа.

— Мама, ты же устала, — заботливо сказала Анна.

— Я не устала! — отмахнулась старуха. — Кто хочет, пусть уходит. Я никого не держу.

— Что, мама? — спросил Кирилл.

— Я ее простила, — решительно вымолвила она. — Сейчас мы поужинаем, потом мы с дедушкой останемся здесь, и ты оставайся.

— Ты совсем разволновалась, — продолжала Анна. — Не надо никаких ужинов. Едем домой, а Кирилл сам здесь разберется.

— Сынок, пойдем на кухню, — попросила старуха. — Я быстро оладий напеку. Помнишь, когда у нас была корова, я пекла коржики на молоке?

— Мама! — строго произнесла Анна. — Если тебе плохо у нас, ты можешь перейти к Наде. А здесь тебе будет неудобно.

— Удобно, — улыбнулась старуха.

— Очень удобно! — передразнила Анна. — Делай, как хочешь. — Но, говоря так, она вовсе не отказывалась от намерения увезти родителей и мужа домой. Она чувствовала, что собрание родственников возле больной Лидии становится утомительным и что никто, кроме нее, не осмелится посмотреть на вещи здраво. Судя по всему, Лидия выдержала приступ, и близкие теперь могли быть свободны. И если бы такое случилось в нормальной семье, все бы с облегчением и чувством благодарности к больной за то, что их долго не мучили, разошлись бы. А здесь же родня, словно пятясь, неохотно, неизбежно, въезжала в неразбериху супружеских отношений этого дома, чтобы исполнить свой долг до конца.

Анатолий Федорович и Николай Николаевич перебрались в коридор, где размещались узкий книжный шкаф, старое кресло и столик с телефоном.