Варианты Морозова. Стеклянная стена

На службе у Устинова как будто наступило пробуждение. Он огляделся и удивился тому, сколько он успел наделать ошибок и оттолкнуть почти всех сотрудников. Какая-то тревога, связанная с последним сборником, время от времени колола его. Заслав статью Галактионова, Михаил был вынужден оттеснить материалы Макарова и Харитонова, о которых прежде сам и просил. Конечно, он сорвал людям планы, его можно было обвинить в суетливости, неумении предвидеть события, но это пустяки, не то, не то...

Макаров встал, вышел из-за стола и шагнул навстречу Устинову. За широкими углами его плеч полуоткрывалась большая карта Союза, краснеющая треугольными флажками городов, где он побывал.

— Брось оправдываться! — сказал Макаров. — Ну пусть Галактионов! Пусть и ему повезет. Все равно рано или поздно ты его выгонишь... Не буду с тобой ругаться. Садись, поболтаем.

Устинов прошелся по комнате, посмотрел на горшки с зелеными колючками, на справочники и брошюры и подумал‚ что отвык просто болтать.

И Устинов вспомнил то, что объединяло их, светлый период Филиала-2 с патриархальным руководством Николаева, равными отношениями товарищества без служебного страха и удельной обособленности. Тогда Николаев утром обходил всех, заряжал улыбкой и добрым словом, внушая каждому, что без них — слышите, стажеры Миша и Витя, именно без вас! — все дело остановится. Эти простые слова срабатывали, потому что искренность нетрудно отличить от фальши. Тогда Филиал-2 занимался изучением перспектив нескольких районов одной союзной республики, и оба стажера смогли под микроскопом социологии, экономики, демографии, статистики увидеть жизнь, хлеб, работу тысяч неизвестных людей, их детей, надежды, будущее — не то обманчивое будущее, которое походит на сон, а живую реальность, просто неведомую многим; и полнокровная жизнь державы как будто призвала к себе их ранние жизни, и они ощутили себя частью народа, его мыслящей смелой здоровой частицей. Такое редко удается в молодости, а им удалось.

К Николаеву пришла слава. Журналисты в нем увидели героя нашего времени, и он, должно быть, этому поверил.

Очарование успеха коснулось и молодых, вознесло их в краткий миг на пророческую вышину, смутило своей простотой.

Но рекомендации Филиала-2 выполнялись неторопливо, с тяжеловесной оглядкой на сиюминутную нужду; скоро стало ясно, что они никогда не будут исполнены полностью. Отыскалось немало объяснений, снимавших вину с разработчиков. Они свое сладили, остальное не зависело от них. И все же вина другая, может быть, большая и горшая, нежели первая, лежала на них — вина умных, но смолчавших. Макаров предлагал написать письмо в правительство, действовать, доказывать, бороться. С Устиновым они подготовили его, но Николаев, прочитав, сказал: «Не надо прожектов! Занимайтесь-ка своими делами. То, чего вы хотите, в свое время совершится само по себе». Они не потупились, не ушли, согласившись с человеком, от которого во всем зависели и который приучал их к мысли о духовной независимости. Он показался слабым, нуждающимся в поддержке и совете, однако, когда раздались их взволнованные речи, Николаев замахал рукой: «Не учите, не учите! Запомните, как писалось в старину, — не проворным достается успешный бег, и не храбрым — победа, и не искусным — благо, но на все есть время и случай».

Только что они ощущали себя государственными людьми, а жизнь щелкнула их по носу и потекла дальше.

— Что ж! Порядок мы навели, — возразил Устинов. — Дело не в порядке. Нашим корифеям зазорно терпеть двух новых руководителей. Николаев отошел в тень. Ярушникова мутит воду, а ты будто слепой.

— Может, ты прав? — полувопросительно ответил Макаров. — У вас нет еще ни его авторитета, ни умения ладить с людьми. Хватаетесь за власть, за ее внешнюю сторону, и вам подчиняются только внешне.

— Жаль, что ты так меня понимаешь. Для друга это непростительно.

— То для друга! — Макаров опустил голову. — Начальство всегда переменчиво, дружба с ним не моя политика. Искать выгоду — не по мне, интриговать — не по мне. Расходятся, Миша, наши дорожки. — Он поглядел на Устинова, ожидая, наверное, что тот смутится, не примет его правды.

Михаил увидел совсем не то, что видел раньше — не отрешенность, а спокойное достоинство старого товарища.

— Единственное, в чем могу помочь, — продолжал Макаров, не отводя взгляда, — хочешь мой прогноз? Вы одолеете и Ярушникову, и Николаева, и... и всех нас. Порядок будет. Но уныние плодит нерадивых, а управлять нерадивыми — невелик интерес.

— Разумно, Виктор, — сдержанно сказал Устинов. — Только не прогнозом ты должен мне помочь. До сих пор у нас была одна цель — интересы страны. Не забыл? Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа... На твоей дорожке и на моей — у нас общий интерес.

Улыбка воспоминания тронула губы Макарова.

«Почему я теряю друзей? — спросил себя Устинов. — Как много хороших парней было рядом со мной! Я превзошел их, а дружба не выносит неравенства. И с тобой, Макаров, мы расходимся».