Варианты Морозова. Стеклянная стена

— Я пошел спать, — сказал Устинов. Он стал разбирать тахту, вспоминая свое уютное ложе в раскладном кресле, похожем на узкий гроб. Даша уже спала, Валя гладила на кухне или смотрела по четвертой программе какой-нибудь старый фильм.

«Ты довольна?» — спросил он ее.

«Как видишь. Ничего страшного не случилось. А ты как?»

«Ложусь спать».

«Мама обещала познакомить меня с одним летчиком».

Устинов спал. Ему снился летчик в синей форме с золотыми нашивками — сидит в его кресле и говорит: «Что за мужик у тебя был? Не мог даже приличной тахты добыть».

Утром в Филиал-2 приехал Николаев. Он по привычке обошел всех, обласкал и, зайдя к Устинову, деловито сказал, что в три часа едет на разговор к Семиволокову. Устинова директор не ласкал, был с ним либо дружески ровен, либо серьезен.

— Подготовьте мне материал для встречи, — сказал Николаев. — Черт его знает! То не принимал, то вдруг зовет. — Он прошел к окну, потрогал глыбу кварцита. — Я ему приготовил сюрприз. Он думает, что я его боюсь!

Над моложавым скуластым лицом Николаева возвышался примятый седовато-русый хохолок, придававший ему сходство с полководцем Суворовым.

— Но я его, конечно, боюсь, — признался он. — Это лишь в нашем Филиале никто директора не боится.

— Подпишите письмо, — Устинов протянул отпечатанную просьбу о дополнительной ставке машинистки.

Отодвинув лист и вскинув голову, Николаев прочел.

— А тут все правильно? Что говорит Киселев?

— Он еще не понял, что теперь наши нужды — это и его нужды. Нам без третьей машинистки не обойтись.

— Да, да. Рост штата — это признак здоровья организации. — Николаев наклонился к столу и разборчивыми круглыми буквами написал: «Пав. Николаев». — Конечно, это отправим по почте?

Он не хотел просить у Семиволокова и передавать ему письмо, так следовало понимать вопрос. Устинов кивнул.

— Как нам нужны дельные люди и как быстро мы от них устаем! — вздохнул Николаев и неохотно опустился в кресло. В сером костюме с жилетом, в голубой сорочке он сидел в такой же свободной позе, положив ногу на ногу, как и его заместитель Устинов, словно являясь мимолетным отражением некоего будущего Михаила.

На Устинове был поношенный костюм. Он подумал, что семейная неурядица, квартирная проблема, хлопоты о новой машинистке — все это и есть старый привычный костюм.

Через дорогу в двух окнах горел свет, подчеркивая подслеповатость декабрьского утра.

— А что бы нам попросить у Семиволокова? — вымолвил Николаев. — Давай прикинем. Командировочный фонд поднять тысчонки на три. — И добавил: — Ладно, это я сам знаю! Нет ли у вас забавных фактиков для светской беседы. Не все же он будет поучать меня!

— Деньги для массовой работы и анкетирования, диктофоны, — напомнил Устинов.

— Знаю, знаю. Сейчас ко мне придет Киселев. У него желание провести что-то вроде переаттестации некоторых сотрудников. Может, и нужно? — Однако его тон говорил, что на самом деле это никому не нужно, неинтересно, что лучше послушать фактики, чем идти да сдерживать Киселева.

— Киселев хочет, чтобы вы посмотрели правде в глаза.

— А она у вас очень некрасивая? — улыбнулся Николаев. — По-моему, вы по молодости лет желаете острых ощущений. Если считаете, что, уволив одного-двух недотеп, вы устроите революцию, я, пожалуй, готов. пойти вам навстречу. Всегда можно кого-нибудь заменить, как это ни хлопотно. Но через год вы успокоитесь, и тогда не исключено, что пожалеете Галактионова, или Ярушникову, или кого-то там еще...

Почудилось, что Николаев просит пожалеть его самого, — чувствует, что не пожалеют, заставят согласиться с переаттестацией, а просит. Но, дав им власть, он должен был знать, что они попытаются устранить того, кто мешал их новой власти и видел в них подростков.

«Из-за его нерешительности я не получаю квартиры, подумал Устинов. — У нас нет лидера. Всех связывают лишь силы неприязни».

И еще подумал: «Он мой учитель».

— Правда всегда красива, — сказал Устинов. — Вот, вспомнил для вас. Одного старшего лейтенанта, фронтовика, один майор решил отчитать на дружеской вечеринке. А на столе стояли прекрасные для сорок седьмого года харчи — макароны по-флотски.

— Это вещь! — цокнул языком Николаев, не заметив, что рассказываемая история начинается точно так же, как было с ним самим, и что Устинов возвращает ему его же рассказ.

— Майор был тыловая зануда, пилил старлея. А тот застегнул воротничок: «Слушаюсь, товарищ майор!» И вылил ему на голову полную миску.

— А! — засмеялся Николаев. — У Семиволокова, поди, макарон не будет. Да и старший лейтенант постарел. Ну где же фактики?

— Ничего особенного нет, — сказал Устинов. — Он любит крупные события, а сейчас идут лишь намеки, многоточия, пунктиры... Ничего цельного. Хотя, если подумать, кое-что просматривается. Ну вот вам. Из Академии педнаук прислали одну анкетку школьников. «Какие черты характера важны для семейной жизни?» Девочки-девятиклассницы дружно отвечают: «Сила воли». Каково? Не завидую их семьям.