Лидия Ивановна снова стала читать сборник, выпущенный Филиалом-2. Однако статьи сына давно ей не нравились: он беспощадно откровенно думал о людях, и те надежды, которые когда-то мечтал он им открыть, теперь казались такими же безжизненными, как желтые стебли в ведре.
— А как ты сам живешь со своей семьей? — спросила она. — У тебя такие хорошие Валя, Дашутка. Разве тебе с ними плохо?
«Мама, у нас все без перемен, — отвечал в письмах Устинов. — Мы с Валей работаем, Даша ходит в садик. Вечерами я пишу книгу и сильно на нее надеюсь. Наконец-то достал для тебя листья земляники, высылаю. Напрасно ты не хошеть пройти обследование в больнице...»
Она не знала, какой он теперь. Знала лишь то, что́ он думает.
Послышался шорох, хлопанье крыльев. Темно-сизый голубь с оранжевыми круглыми глазами сел на перила, огляделся, поворачивая переливающуюся жирным блеском тучную шею. Лидия Ивановна улыбнулась ему.
А Устинов, забрав из сада дочь, шел через соседний двор домой. Увидев желтую карусель, Даша потянула его покататься. Останавливаться не хотелось. Девочка со слезами в голосе упрекнула его, что других детей всегда катают, а ее — никогда. В самом деле, трудно ли пять минут задержаться? Даша вцепилась в толстый подлокотник и закивала головой:
— Ну давай! Давай!
Он толкнул скрипнувшую в оси карусель и побежал по кругу, неожиданно обрадовавшись. Даша болтала ногами, подгоняла его.
У забора подростки играли в настольный теннис, поставив вместо сетки доску. Один из них сильно взмахнул ракеткой. Карусель повернулась к песочнице. Годовалый малыш, оттопырив попку, пытался копнуть мокрый песок. Еще повернулась. У подъезда из открытого багажника такси-универсала двое мужчин с трудом вынимали телевизор.
— Быстрее! — крикнула Даша.
Невысокий большеголовый подросток, наблюдавший за игрой, поднял с земли камень и бросил в севшего неподалеку голубя. Когда карусель обернулась, он уже бежал с голубем в руках по двору.
Устинов покружил Дашу еще несколько раз, они пошли ой.
— Я тоже была маленькая? — спросила она, показывая на малыша. — А сейчас больша-ая. Вот такая! — И задрала нос, и выпятила живот.
— Ох, большая! — подтвердил Устинов.
Проходя мимо железных гаражей и мусорных баков, он увидел на голой сырой проталине голубя с отрубленной головой. Рядом валялась ржавая лопата без черенка, с блестевшим свежей кровью лезвием. Устинов оглянулся в бессильной ярости.
— Папа, меня сегодня наказывали, — пожаловалась Даша. — Наталия Сергеевна поставила меня в угол.
А Лидия Ивановна смотрела, как голубь перебирает красновато-бурыми лапками и приближается к ней.
— Ну и что? — спросила она. — Замерз? А ведь еще настоящей зимы и нет.
Голубь подпрыгнул и полетел над опавшим кленом. Она взяла книгу и ведро и ушла в комнату. Муж еще не вернулся, но пора было готовить ужин.
Когда зазвонил телефон, она решила, что звонит золовка Анна, и не слишком торопливо шла по коридору, освещенному из комнат отблеском заката.
— Кто это? — спросила Лидия Ивановна, уже чувствуя недовольство задержкой мужа.
— Мама, это я. Привет.
— Привет, — машинально ответила она. — Кто это?
— Я, Миша.
— Миша? — встревожилась она. — Что случилось? Вы здоровы? Дашутка вчера мне плохо снилась.
— Здоровы. Все нормально. Как вы?
— Слава богу. А то я перепугалась. Ты чего звонишь?
— Просто так.
— Мишенька, тебе не хватает душевности. Надо писать так, чтобы люди хотели стать лучше, а не огорчались. Напиши про нас с папой. Ты ведь знаешь, как было трудно, а мы сохранили семью.
— Мама, а где отец?
— Пошел с Надей на кладбище. А я не могу ходить. Ноги болят... Сегодня годовщина бабушки.
— Я помню. Жалко, что его нет.
— Я скажу, что ты звонил. Главное у людей — это семья. Отец знает, что его всегда дома ждут. Наверное, он со сторожем выпил. Даже смерть по сравнению с семейной жизнью — это крошечная песчинка.
— Ты у меня теоретик, мама, — сказал Устинов. — Не волнуйся, у нас все хорошо. Валя у подруги, мы с Дашей хозяйничаем.
— Почему она у подруги? Или вы поссорились?
— Мы никогда не ссоримся.
— Разве такое бывает? Ну и хвастунишка... А ты цветы Вале когда-нибудь покупаешь? Покупай почаще, семья будет крепче. Целую тебя, сыночек. Не забывай нас.
Лидия Ивановна сидела у телевизора и мысленно продолжала разговор. «Должно быть, он завел любовницу», — решила она.
Устинов сел к столу. Даша положила поверх его бумаг раскрытую книжку с покоробленными и блестящими от мокрой акварели страницами. Год назад умерла бабушка. Ее похоронили рядом с дедом в углу нового кладбища, где росли молодые сосны. Отец с теткой сейчас были у могил. Тетка Анна, наверное, не захотела расстраиваться и не пошла.
— Я тоже был маленький, — сказал Устинов дочери. — Такой, как ты. У меня была бабушка. Она все время хотела увидеть тебя, но так и не увидела. Что-то наша мама не приходит.