Варианты Морозова. Стеклянная стена

Михаил подумал, что Нина Никаноровна найдет проволоку, вот и вся психология.

Он вышел из детского сада, с ощущением удовлетворения и брезгливости.

На деревьях и развилках веток лежал снег. Он вспомнил, что, когда был маленьким, он тоже ходил в детский сад и его мать улыбалась заведующей дольше, чем требовала вежливость... «Конечно, меня никто не заставляет привозить проволоку, — подумал он. — А ты попробуй не привези! — зло возразил он тому, новому человеку, которого изображал. — Ты хотел, чтобы я возмущался и стыдил ее?»

Вечером, когда стемнело, Нина Никаноровна привезла на такси два тяжелых мотка, завернутых в зеленоватый линолеум. Устинов и шофер выгрузили их возле дверей, где утром стояли санки.

Было ветрено и морозно. Теща шла, не запахивая демисезонное холодное пальто, и с гордостью улыбалась.

Рисунок горящих окон походил на цифру девять.

После ужина Нина Никаноровна предложила переустроить квартиру: расширить за счет Дашиной комнаты коридор и сделать там холл, на кухне перенести раковину в угол, сменить потертый линолеум.

Кухонное окно уже закрывала старая тюлевая занавеска. Возле подоконника стояла табуретка, на которую влезала Валентина.

— Миша, надо заставить себя делать все сразу, — решительно произнесла Нина Никаноровна. — Не давай себе передышки. Надо найти красивую мебель, ковры, люстры. — Она повернулась к сияющей дочери и добавила: — Чтобы твой дом был достоин твоей семьи.

Прибежала Даша, подтащила табуретку к столу и легла на нее животом.

Нина Никаноровна молча на нее посмотрела. Валентина взяла со стола чашки и со стуком сложила их в мойку.

— Вот Кирилл Иванович боевой мужчина, — сказала Нина Никаноровна.

— Миша тоже энергичен, но он уже другой, — заметила Валентина.

— Я знаю достоинства твоего мужа и уважаю его не меньше тебя. Но откуда это бесчувственное отношение к своей жизни? Я ведь не делаю ничего дурного, когда желаю тебе счастья. — В словах Нины Никаноровны слышались боль и недоумение. Казалось, она обвиняет и одновременно просит прощения.

Даша подошла к бабушке и сказала:

— Не ругай папу!

— Нет, папа у нас хороший, — улыбнулась Нина Никаноровна. — Он у нас единственный мужчина. Он нас жалеет.

Валентина взяла Дашу за руку и повела в ванную.

— Не хочу спать! — захныкала девочка.

Устинов вышел вслед за ними.

— Я сам ее уложу, — предложил он жене. — Иди к матери.

В одиннадцать часов вечера, наговорившись с дочерью, Нина Никаноровна поехала домой, не захотев остаться и спать на раскладушке. Устинов помог надеть холодное пальто. Ему было жалко эту одинокую женщину, которая никак не могла приспособиться.

Дверь закрылась. Свет голой лампочки блестел на волосах жены и оставлял на лице тени.

— Ты на нее не обижайся, — попросила она. — Она ревнует, что нам дали квартиру. Она думает, что ты равнодушен к покупке мебели, потому что хочешь со мной разводиться.

Устинов обнял ее. Валентина со вздохом сказала:

— Это мой крест. — Она легко прикоснулась губами к его щеке и высвободилась. — Поедешь за мебелью?

— Поеду.

— У тебя мужественное лицо. Ты внушаешь доверие. Ты просто умница.

В Филиале-2 ждали устиновского новоселья. Клара Зайцева принесла каталоги финской и югославской мебели, Татьяна Ивановна стала по пути на работу наведываться в мебельный магазин и рассказывала о новинках. Какой-то правдивый голос твердил Устинову, что наступила его счастливая пора.

Если не считать незаметной работы комиссии, механизм Филиала-2 действовал не хуже обычного и, честно говоря, мало интересовал Устинова. Новая квартира тоже не слишком занимала его. Михаилу казалось, что после долгого бега он смотрит на тех, кого обогнал, и на тех, кого никогда не опередит, и всем дружелюбно улыбается.

Представитель ГлавНИИ Непомнящий, невысокий тридцатипятилетний мужчина в синем костюме и туфлях с большими каблуками, появившись в Филиале, похлопал Николаева по плечу и пошутил, что валидол не понадобится. Потом Непомнящий попросил планы прошлых лет, которые в свое время посылались и в ГлавНИИ, но их, наверное, давным-давно сдали в макулатуру.

Николаев распорядился дать ему эти планы.

Устинов едва успел объяснить Военной, что ей нужно делать, как Николаев снова позвал его. У директора был Непомнящий. Он сидел в кресле, держал в одной руке дымящуюся сигарету, в другой бумажный кулечек для пепла. В директорском кабинете не было пепельниц.

— Как говорится, на вкус и на цвет, — сказал Непомнящий, продолжая что-то свое. — На вашем месте я подобрал бы помоложе. Секретарша — это ваше лицо. В домашних тапочках не ходят на работу.

— Миша, пошли выпьем кофе, — сказал Николаев с гримасой равнодушия.

— Я должен посоветоваться с вами по весьма деликатному делу, — сухо произнес Устинов.

— Да? — Николаев нерешительно поглядел на Неномнящего.

— А что у вас случилось? — живо вымолвил тот.

— Извините, Роман, — сказал Устинов. — Это касается нас двоих.

— Ну что у вас за секреты, Миша? — пожал плечами Николаев, не выдерживая ни холодного тона Устинова, ни бесцеремонности Непомнящего.

— Извини, Роман, — повторил Устинов и заслонил Непомнящего от директора.