Варианты Морозова. Стеклянная стена

И слезы, и улыбка... А с чего это все, если наступает хорошая свободная пора, когда они молоды, сильны, ничему не подвластны?

Прозвенел звонок.

— Ты доешь мои, я не хочу, — предложила она.

— Я голодный как студент.

Фильм был тоже переслащенный, и Устиновы скоро ушли, чтобы не насиловать себя. Снова был Пушкин с белой шапкой снега, людской поток уже потерял стремительность и поредел; в желтом уютном свете, выходящем из ямы метро, чудилось что-то домашнее.

— Даша сейчас укладывается, — сказала Валентина. — Мы еще погуляем?

Шли по бульвару, смотрели в фиолетовое низкое небо за перекрещенные ветки деревьев и путешествовали. Сперва по своей квартире, мечтая оживить ее стандартное убранство, затем в гости к родителям Михаила, в летний лес, и к морю, и во Францию, куда хорошо было съездить, и...

«Я люблю тебя, поэтому ты сейчас далеко» — эта мысль неожиданно натянула какую-то струну. Сердце Устинова сжалось. Он обнял жену.

— Что, Миша?

— Ничего, — сказал он.

— Брось шахматы. Ну зачем они нам нужны?

На следующий день Устинов по дороге с работы забрал дочь из детского сада. Даша рассказывала о музыкальном занятии и размахивала подобранным прутиком. Падал жестковатый, с ветром снег. Дома она бросила прутик в коридоре возле валенок. Он хотел выбросить его, но передумал, поставил серо-зеленый тополиный росток в стакан с водой. Потом позвал Дашу на кухню, прислонил к дверному косяку и черкнул карандашом над ее русой макушкой. Это была первая отметка в новом доме.

От Дашиной головы тепло пахло легкой испариной. Она вопросительно глядела на отца. Он поднял ее на руки.

— Я больше тебя! — сказала Даша.

Наутро жена снова попросила забрать девочку. Он согласился. Но после обеда поехал на стройку и пробыл там до вечера.

С высоты кирпичной башни, где на обледенелых мостках стоял Устинов, виднелся черно-синий лес за кольцевой дорогой. Шел снег. В сумерках бледно горели огоньки деревни, угадывался полуразмытый силуэт церкви на холме. А с другой стороны глубоко светился город. Освещенная прожекторами, плавно опускалась на стропах бетонная плита перекрытия. Доносился простуженный голос рабочего, переговаривавшегося по рации с крановщиком. Москва со всеми своими городами, деревнями и людьми, которыми она прирастала, как будто смотрела сейчас на Устинова. Это был его родной город.

Первая смена заканчивалась.

В прорабской мастер Виктория, двадцатидвухлетняя девушка с обветренными щеками, разговаривала по телефону о каких-то туалетных блоках. Устинов присел, скинул шапку. Его лицо горело. Он вспомнил румянец дочери и спохватился, что не успеет забрать ее из детского сада. Мастер Виктория уступила ему телефон. Устинов позвонил Оле Военной и попросил взять девочку. Как он и думал, Оля не отказала ему, в ее голосе даже почудилась улыбка.

Он повернулся к мастеру Виктории. Она дремала, подперев подбородок обеими руками. На ногтях краснел свежий, но уже кое-где облупившийся маникюрный лак. Дверь хлопнула, вошел прораб Лопарин. Увидев Устинова, нахмурился и хмыкнул.

— Добрый вечер, — поздоровался Михаил.

Он не чувствовал за собой вины. «Решайте сами, — сказал он в тресте, — но вашего гения-прораба лучше использовать в каком-нибудь другом деле, где он не руководил бы напрямую людьми». Поэтому в те дни, когда Устинов должен был появиться на стройке, Лопарин старался перейти во вторую смену.

— Все-таки пора поставить плиту в бытовку, — спокойно напомнил Устинов и вышел.

И снова — теплая душноватая бытовка с электрообогревателями и шкафами вдоль стен. Снова — вопрос к рабочим, но людям хочется домой, и кажется, ничто их не удержит. Но Устинов держит. После затеянной им фотографии рабочего времени строители относятся к нему с любопытством. Старики садятся на лавки, недоверчиво улыбаются, ждут минуты, когда удобнее будет сбежать. Молодые парни собираются кипятить чай в эмалированной кастрюльке электрокипятильником.

Устинов уже знает, что ни те, ни другие не любят стройки. Старики пришли после войны из подмосковных деревень почти подростками, впряглись в работу, ютились по углам бараков и общежитий, потом получили хорошее жилье, стали столичными жителями. Но бросить стройку, найти что-нибудь потеплее и полегче они уже не могут. Образование у них низкое, силы на исходе... Они ворчали на молодых, что те не умеют работать и что из-за этого не растет заработок. Тогда Устинов попросил провести фотографию рабочего времени, и оказалось, что молодые работают производительнее...

А семерку молодых парней удерживает здесь только лимитная прописка. Их задача — вытерпеть положенный срок, потом они уйдут.

Но то, что узнал Устинов, эти вопросы заработка, комфорта, престижа профессии были всего лишь поверхностными вопросами. Он вспомнил первую командировку в совхоз к Сугоркину, свое ощущение любви ко всем людям, от которого казалось, что ему будет легко. Сейчас он не ощущал этого.

Потом он поехал за дочерью к одинокой женщине Оле Военной.

В глазах Оли — веселый тревожный блеск. Она смотрит на него, чуть наклонив голову и накручивая на палец прядку волос,