Василий Алексеев

А она боялась, его геройская мама, Анисья Захаровна. Все понимала, что делал он, как могла помогала даже — раз, в пятнадцатом году, листовки спасла и сына от ареста тем уберегла, и второй раз городовых обманула, когда с обыском явились, — но все ж боялась…

В развитии революции наступил коренной перелом.

Двоевластие кончилось. Возможность мирного развития революции превратилась в прах. Контрреволюционное Временное правительство установило диктатуру открытого насилия над народом, и устранить ее можно было только силой оружия.

В повестку дня стал вопрос о вооруженном восстании: либо полная победа контрреволюции, либо новая революция…

20 июля Вторая общегородская конференция большевиков на своем заключительном заседании утвердила ранее избранных в районах делегатов от Петрограда на VI съезд РСДРП (б). В их числе был и Василий Алексеев.

А пока жизнь все ж текла своим чередом, только стала еще более напряженной, нервной и опасной…

За Нарвскую заставу прислали отряд казаков — разоружить красногвардейцев. Винтовки, револьверы, патроны прятали кто где мог: по чердакам, в подвалах, закапывали в садах.

Шли обыски, увольнения с работы и надо было защищать активистов партии и союза молодежи везде, где только можно: в районном Совете, в завкоме, в Петросовете, который, правда, хоть и существовал, но уже ничего не мог, сдал свои позиции…

А еще надо было громить и добивать Шевцова. Но как? Что еще выложить активистам, чтобы до конца поняли, кто такой этот Шевцов, чтобы сказали ему «Долой!».

И повод, нужный факт нашелся! Вчера Федор Мурашов сообщил, что в кассе «Труда и Света» появились деньги от Эммануила Нобеля, на заводе которого он работал, и что помещение для Всерайонного Совета «Труда и Света» на Петроградской стороне, которое сейчас ремонтируется, предоставил Шевцову принц Ольденбургский. Алексеев понял: решающий момент наступил. Что-что, а связь с буржуями ребята Шевцову не простят, это точно.

Он тут же переговорил со Смородиным, Панкиным, предложив им на следующем его заседании поставить вопрос о роспуске организации «Труд и Свет». Теперь, когда стало до конца ясно, кто такой Шевцов и кому он служит, вряд ли его поддержат. Попросил, однако, работу с членами Всерайонного Совета начать немедля.

Готовиться к выступлению поручили Алексееву.

Не прошло и двух часов, как позвонил Шевцов, сразу же начал кричать, что его оболгали, что «это очередные большевистские штучки», по Алексеев не стал спим объясняться, положил трубку.

Вечером вместе с Тютпковым, Скоринко и Минаевым они припозднились на Новосивкозской и уже собирались по домам, когда в дверь постучали. Все с удивлением переглянулись: такого уже давно не случалось — в райкоме стук в дверь считался одним из признаков буржуйского воспитания.

— Входите, можно! — ответил Алексеев и опешил — на пороге стоял Шевцов.

— Здравствуйте… товарищи. Не ждали? — спросил он с улыбкой, но было видно, что далась она ему нелегко. — Должен же председатель Всерайонного Совета побывать в самой боевой из организаций, а?

Вопрос повис в воздухе.

Одет был Шевцов так, каким его еще не видывал никто из сидевших за столом. Серый дорогой костюм, пикейная белоснежная рубашка — воротник в стоечку, галстук бордо, завязанный небрежным узлом, штиблеты на высоком каблуке. Пахло от него такими же духами, что и от того «приличного господина» у ресторана «Квисасана»…

Алексеев невольно тронул повязку на голове.

— Вот это да!.. А где ж твой старенький студенческий кителек с голубыми петлицами, в котором ты на Совете председательствуешь? Откуда это ты к нам такой? От Нобеля? От принца Ольденбургского?

Шевцов сел, закинул ногу на ногу, вытащил папиросы, закурил, пустил струю дыма вверх. Огляделся.

— Не богато живете, не богато. Надо подбросить вам средств для оборудования помещения.

Никакой реакции. Все трое смотрели на него ехидно, не по-доброму. Не вписывался Шевцов ни в эту убогую комнатенку с обшарпанным столом и дюжиной скрипучих стульев, ни в атмосферу, что царила в этом райкоме. Да и не хотел он этого. Ткнул, не докурив, папиросу об угол стола, щелчком выкинул ее за окно.

— Ну, да ладно. Не от принца я и не от Нобеля. Из театра. Жизнь входит в нормальные берега…

— Из театра, говоришь? А я думал, что театр — это когда ты кителек одеваешь, под свойского парня рядишься… А там, в бенуарах, на бельэтажах и в партерах ты вовсе даже не в театре, ты там на сцене, среди своих, — не удержался, съязвил Алексеев.

— Да полно тебе, Алексеев. У меня к тебе разговор. «Тет-а-тет».

— По-французски, братцы, это значит «с глазу на глаз», — развел руками Алексеев. — Как вы к этому?

— Да как хочешь. Можем подождать тебя, а можем и по домам. Время-го уже, наверное, к двенадцати катит, — протянул Тютиков, взглядом спрашивая Алексеева: «Ждать или нет?» «Не надо», — качнул головой Алексеев.

— Двадцать пять минут пополуночи, — уточнил Шевцов.

— Ну, тогда будь здоров, Вася! До завтра.

И они ушли.

— Так о чем разговор? Слушаю, — спросил Алексеев, хотя гадать о том, зачем пришел Шевцов, не стоило.