Вассал и господин

– Не премину попробовать в следующий раз, – заверил ее кавалер, хотя было ему совсем не до котлет сейчас. Он все еще не мог оправиться от потери денег и того стыда, какой испытывал, когда с ними расставался. Память о пережитом унижении его особенно терзала, хоть два стакана вина ее чуть и притупили.

– Зачем же ждать до следующего раза, – громко произнесла Элеонора Августа. – Лакей, подай котлеты господину Эшбахту.

Все посмотрели в их сторону, а граф спросил с улыбкой:

– Вам понравились котлеты, кавалер?

– Он забыл их взять, папенька, – объяснила Элеонора Августа.

– Так следите за гостем, Элеонора, – велел граф. – Надо, чтобы он все попробовал. Повара у нас лучшие в округе, только у епископа Маленского не хуже, да и то вряд ли.

– Да, папенька.

– Да-да, дорогая моя, приглядывайте за ним, кавалер пережил тяжкий разговор, – усмехнулся граф. – Лицо его было таковым, что я боялся, не возьмется ли он за железо. Жирному бюргеру было бы несдобровать, не отведи я от него нашего гостя.

– Да, папенька, пригляжу, – обещала девушка.

– Неужто по моему лицу было видно, что желаю я разрубить голову этого мерзавца? – спросил Волков.

– Да от ваших глаз можно было свечи разжигать, – ответил граф, и все за столом рассмеялись.

После, когда обед был законен, граф и его старший сын встали проводить Волкова, и Элеонора Августа была при них. А у дверей уже граф, как радушный хозяин, спросил:

– Понравился ли вам обед, кавалер?

– То был лучший обед, что был у меня в этом году, – ответил Волков.

– Вот и прекрасно, – обрадовался младший граф фон Мален. Волков вспоминал, что, кажется, звали его Теодор Иоганн. – Раз так, то приглашаем вас к нам в Мален на День святых Петра и Павла двадцать девятого числа. То дни, в которые наш епископ читает проповедь сам, а также в городе будут празднования. Коммуны и гильдии станут ходить по городу, а вечером устраиваются танцы на Главной площади. Приезжайте к нам в Мален.

Хоть и звучало это приглашение крайне лестно, но Волкову было не до празднеств. Он все еще трясся от мысли, что какой-то подлец из кантона отобрал у него кучу денег, и произошло это не без участия старшего графа.

– Если изыщу возможность, то обязательно буду, – уклончиво ответил он.

– Нет-нет, так не пойдет, – сказал граф-отец. – Вы уж обещайте, вот и Элеонора Августа вас о том просит.

– Обещайте, кавалер, – повторила его дочь.

– Обещаю быть в Малене к празднику святых Петра и Павла, – согласился Волков. Ну а как он мог отказаться?

– Отлично, мы отведем вам хорошие покои, – обрадовался молодой граф.

На том они и распрощались.

Максимилиана и Сыча тоже отменно накормили и напоили. Они возвращались в Эшбахт немного навеселе, чем Волкова только раздражали.

Глава 35

Вернулись они ближе к вечеру. И все: и Брунхильда, и Бертье, и слуги сразу заметили, что кавалер в дурном расположении духа. Бертье пришел похвастаться волком, что добыл, уж очень тот был велик. Но Волков только глянул на охотника хмуро, а зверя смотреть не пошел. Бертье удалился к себе, хотя думал поужинать у кавалера. А тот, сидя за столом со стаканом вина в руке, думал только об одном, только о потере денег и унижении, что причинил ему советник Вальдсдорф. И вино не помогало: как подумает он о том, что деньги надо графу вернуть, как вспомнит, как улыбался победно советник, так захлестывала его злоба, волнами шла, голод и сон отгоняя.

Даже Брунхильда и та его успокоить не могла. Так Волков и просидел чуть не до ночи, пока голова не начала болеть. Раньше, до стычки в Хоккенхайме, почти никогда не болела. А тут уже не в первый раз. То ли старость так приходила, то ли от ран, то ли вино дурное виновато. В общем, встал он и пошел спать под теплый бок красавицы.

Утром встал. На дворе солнце, петухи орут, а Волков так же сумрачен, как и вчера. Брунхильда молчит, по дому суетится, к нему не лезет. Обняла один раз, и все. Поумнела, кажется.

А он все про деньги думает. Что тут думать, делать нечего, нужно графу деньги отдавать, семьдесят пять монет. Глянул в кошель, а серебра и полстолька нет у него. Полез в сундук, стал золото считать.

Посчитал и охнул. Из Хоккенхайма выезжал после инквизиции, так больше четырехсот золотых вез. То не деньги, то деньжищи были, а сейчас пересчитал – так едва триста шестьдесят осталось. Таяли деньги на глазах. Графу семьдесят пять талеров вернуть – вот и еще четыре золотых. А для расходов еще хоть немного серебра и себе нужно. Так что четырьмя не обойтись.

Позвал монаха к себе. Положил пред ним на стол пять золотых, три гульдена, два флорина и сказал:

– Езжай в Мален, найди менял или банкиров, поменяй золото на серебро. Оттуда отправишься в усадьбу графа, отдашь ему семьдесят пять талеров. То долг мой. Остальное мне привезешь, кстати, ты походи по менялам, сразу не меняй, поищи лучшую цену.

– Да, господин. А как мне найти имение графа?

– Максимилиана с собой возьми. Он там был вчера, – отвечал Волков. – Да, и скажи ему, чтобы при оружии ехал, деньги все-таки будете возить.

– Так он всегда при оружии, – отвечал монах.

– Пусть доброе оружие берет.