– Мы уже потемну ехали, когда я случайно обернулся и увидал глаза в темноте. Я сообщил об этом Максимилиану, он тоже поглядел назад и сказал, что это его знакомец.
– Что? – не понял Рене.
– Так и сказал. Это, говорит, знакомец его старый. И говорит мне: «Скачи, брат монах, он не отстанет, а я с ним поговорю». Я хотел с ним остаться, так он на меня накричал, велел скакать отсюда. Мол, он в броне, а я нет. Дал мне кинжал, а сам снял арбалет и поворотил коня обратно.
Тут пришел Карл Брюнхвальд, он был строг, но спокоен, словно речь шла не о его сыне.
– Факелы готовы? – спросил у него Волков.
– Факелы готовы, кони оседланы, люди и собаки ждут.
– Монах, собирайся, поедем, покажешь, где все было, – велел Волков и пошел к двери.
Все поспешили за ним. На выходе его поймала Брунхильда и вложила ему в руку тряпицу, в которой был хлеб с жареной свининой и луком. Очень это оказалось кстати. А Брунхильда поцеловала его в щеку украдкой.
Крики, лай собак, лошади ржут, суета. Отряд в десять человек при оружии, арбалеты взяли с собой, хоть в темноте много не настреляешь, выехали на север. Мужики и бабы в деревне переполошилась, выходили к заборам смотреть, чего это в ночь господину и людям его не спится.
Они ехали по дороге, что вела к городу. Собаки заливались радостным лаем и кружились по кустам рядом с отрядом, словно охоту чуяли. На небе высыпали звезды и сияла огромная луна чуть не в полнеба.
Было свежо и хорошо, звуки разносились далеко. Они отъехали едва ли на пару-тройку миль, как монах сказал, оглядываясь:
– Тут. Кажется, тут это случилось. Только стемнело, и мне шум за спиной показался, будто спешил за нами кто-то, не конный, пеший. Я обернулся и вот, кажется, там, – он указал на холмы, – увидал глаза желтые. В темноте под ними кусты. Я Максимилиану и сказал: «Глаза такие же, как вы мне рассказывали, позади нас, на нас смотрят». Он обернулся и ответил сразу: «Они, точно они! То мой знакомец. – Сам арбалет из-за спины достал и говорит: – Езжай в деревню и скажи кавалеру». Я ему говорю: «Нет, поехали со мной. Уедем». А он: «Не даст он нам уйти, спеши к господину, а я спрошу у этого желтоглазого демона насчет своего берета». Так и сказал.
– Мальчишка! – не без гордости произнес Карл Брюнхвальд. Рассказ монаха хоть и печалил его, но и радовал тоже тем, что сын был так хладнокровен и смел. – Глупец!
Волков думал, как начинать поиски, и вдруг насторожился, спросил:
– Бертье, а отчего собаки примолкли?
– Сам не пойму, – удивлялся ротмистр. – Может, набегались да спать захотели.
Кавалера такой ответ совсем не устроил, он помолчал мгновение и сказал:
– Берите своих собак, Гаэтан, и пару людей. Поезжайте к тем холмам, может, собаки возьмут след зверя. Вы, Карл, с монахом поезжайте дальше по дороге, а вас, Рене, прошу спешиться и с парой людей поглядеть в кустах придорожных. И покрикивайте. Может, он на крик отзовется.
Люди стали разъезжаться и, насколько это возможно, искать хоть что-нибудь в ночной темноте. От факелов в кустах проку немного, да и прогорали они слишком быстро. Кавалер был невесел. Он уже привязался к юноше. Максимилиан был именно таким, как нужно. Всегда собран, опрятен. За лошадьми и доспехом следил безукоризненно, хотя лошадей у Волкова было много. Конечно, не за всеми, только за верховыми, но уж за своими следил очень хорошо. А еще Максимилиан был единственным сыном Брюнхвальда, который не предал отца. Потеря такого человека оказалась бы бедой большой. Конечно, следовало прислушаться к рассказу Максимилиана о встрече с демоном. Может, даже и не посылать их в дорогу одних. Нужно было самому ехать. Но кто ж знал, что граф задержит посланцев так долго и что не вернутся они засветло.
И тут крики раздались, кажется, радостны они были.
– Что там? – кричали солдаты из кустов.
– Нашли! – отвечали им люди с дороги.
– Живой?
– Передайте кавалеру, что нашелся его оруженосец, живой, – долетело до него из темноты.
И как-то сразу стало легче Волкову, отлегло от сердца, и за мальчишку он рад был, и за его отца.
У мальчишки оказался разбит затылок, все волосы в запекшейся крови.
Он был одет в отличную ламбрийскую кольчугу Волкова, и великолепные ламбрийские наручи были на нем, в руке он держал грязный солдатский тесак. Кольчуга и наручи оказались ему великоваты, тем не менее вид у юноши был боевой. Он был чумаз, бодр и, видимо, гордился своим приключением.
– Это меня конь подвел, – говорил он, трогая затылок, – испугался демона. Понес, а я уж слишком поводья тянул, так он и встал на дыбы. Я арбалет в одной руке держал, вот и не усидел в седле, хотя повода не выпустил.
– И что же? – спрашивал кто-то.
Максимилиан с жаром рассказывал. Видно, и впрямь гордился, тем, что столько взрослых мужей, в том числе и кавалер, и отец, и другие офицеры, его с интересом слушают.
– Луна как раз вышла, светло стало, я его и увидал. Не только глаза его, а его всего.
– И кто это был? – спросил Рене.