Он и один солдат спустились к собакам в овраг, стали осматриваться. Все их ждали, и тут солдат наклонился, поднял над головой что-то и сказал:
– Ты глянь, он его вытащил!
Кавалер не мог глазам своим поверить, но это был арбалетный болт.
– Да как же он сподобился? – удивился Брюнхвальд.
Бертье взял у солдата болт и осмотрел его:
– Странно, господа, вы не поверите, но следов зубов на нем нет. Кровь до середины болта, думаю, глубоко вошел, наконечник погнут, видно, через кости шел. Наконечник не закреплен, как он внутри не остался, когда волк болт из себя вытаскивал? Не пойму.
– Неужто протолкнуть через себя додумался? – не поверил Рене.
– Рене, то ж волк, а не хирург, – усмехался Бертье. – Да и как бы он его из спины лапами доставал.
– Господа, – произнес Максимилиан с жаром, – то не простой волк!
Волков глянул на него хмуро, и юноша замолчал. Понял, что не нужно того, чтобы среди солдат пошли разговоры. И кавалер тогда сказал:
– Хорошо, Бертье, вылезайте, нужно дальше ехать, нужно его отыскать.
Но отыскать зверя не получилось, как ни пытались люди, как ни крутились в округе, собаки так больше след и не взяли.
– Как обрубило, – говорил Бертье с долей вины в голосе. Словно это он, а не собаки, не мог взять следа.
Как это ни злило кавалера, но к полудню пришлось в свою землю повернуть, так и не найдя зверя.
– Значит, волк, говоришь? – задумчиво спрашивал он у Максимилиана по пути домой.
– Пес огромный, я масть в темноте не разглядел. Видел, что лапы у него огромны и грудь широка… И башка тоже велика. Зубы чудовищны, на железе так звонко клацнули, думаю, не будь наруча, так и через кольчугу все кости перегрыз бы.
Волков неожиданно протянул руку, взворошил юноше волосы и сказал:
– Вы молодец, Максимилиан.
Милости такой юноша даже от отца не видал и едва не прослезился он от ласки и гордости.
– Рад служить вам, кавалер, – срывающимся голосом сказал он. – Для меня то честь.
– Подберите себе доспех из того, что есть у меня. Как поедем в город, найдете мастера, подгоните все по себе: кольчуга, наручи и все остальное должны быть в размер, негоже моему знаменосцу чужое носить.
Максимилиан не смог ничего ответить из-за кома в горле, только кивал согласно.
Кавалер опять взъерошил ему волосы и тут же опять стал думать о том, что зверя придется изловить, иначе покоя в его владениях не будет. Только как это сделать, он не знал. А пока решил запретить всем ездить по дороге в Мален после захода солнца. И о том он тут же офицерам сказал, чтобы до людей своих довели.
Через два дня явился Сыч. Был он грязен и, кажется, доволен собой. Волков пригласил его за стол, несмотря на грязное платье: дело прежде всего. А Брунхильда на правах хозяйки дома выказала неудовольствие:
– Куда ты, чумазый!? Еще за стол в таком виде лезешь! Помылся бы хоть прежде… Одежу постирал бы, что ли.
– И помоюсь, и постираю, сначала о деле доложу и мыться пойду, – пообещал ей Сыч.
Но говорил он с ней странно, не так, как раньше. Не знал точно, как с красавицей ему теперь говорить: как в былые времена или как с госпожой, на «вы» и вежливо.
– Ну, говори, – велел Волков.
– Сначала про плоты, – заговорил Фриц Ламме, – на том берегу озеро есть. В него они поначалу весь лес сплавляют, а уж там плоты вяжут. И из этого самого озера плоты по речонке выгоняют в большую реку. Вяжут по двадцать хлыстов в плот и потом соединяют по четыре таких плота. – Волков не перебивал, хоть и думал, что подробности лишние. – Гоняют плоты два-три в неделю, но когда купец есть, так и по плоту в день бывает, – продолжал Сыч. – Плавают они по вашей стороне реки оттого, что их сторона реки между островом и берегом узка и течение там много сильнее. А еще там есть камень и отмель. И ежели зазеваться, то либо за камень зацепишься, либо за отмель. И тогда все! Конец! Течение быстрое, и плот сразу разорвет, бревна ералашем[2]
встанут и разлетятся по всей реке, ищи их потом. Вот поэтому, экселенц, они по вашей стороне плоты и гоняют.Это было как раз то, что Волков и наделся услышать.
– Молодец, Сыч.
– Это не все еще, – продолжил Фриц Ламме, – еще познакомился я с пареньком одним, на той стороне живет. Помогать нам он согласился. Он хоть и молодой, да смышленый.
– Тоже плоты гоняет?
– Нет, свинопас он, сирота бездомная. Я ему талер дал, так он рад был радеханек. Говорит: скажите, господин, что вам надобно, все вам расскажу. А он там по всему берегу свиней гоняет, он все видит.
– Да, – задумчиво произнес кавалер, – этот парень может нам пригодиться. Молодец Сыч, дважды молодец.
И Фриц Ламме продолжил, но интонация его поменялась:
– Экселенц, я там походил да побродил… С людьми разными потолковал…
– Ну? – Волков покосился на него с подозрением.
– Потратился я, экселенц, – продолжил Сыч, делая жалостливое лицо. – Даже свои личные и то потратил, опять же свинопасу талер дал.
Волков уже не первый день знал его и думал, что скорее всего Сыч врет.
– Врешь ведь, – сказал он, – по трактирам пару дней посидел да мальчишке дал немного денег, а говоришь, что потратился.