Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

Социальное состояние общества представьте себе сами. Примерно в то же время впервые появились и птероциклы, и даже стали весьма популярны как средство передвижения на небольшие (а иногда и вполне приличные) расстояния. Особенно они полюбились в довольно странной социальной, а точнее асоциальной, прослойке общества. В чем ее странность? А вот в чем. Называли они себя индивидуалистами, а жили и передвигались всегда стаями. Не удовлетворенные состоянием общества, они поклонялись символам прошедших и наиболее деструктивных эпох, таким, например, как череп и кости, фасции, свастика, гильотина. Их подозревали в самых жестоких и отвратительных проступках, иногда без причины, но чаще всего не без оной. Все они называли себя ангелами, но существовали разные группы ангелов: Ангелы Ночи, Красные Ангелы, Ангелы Ада, Ангелы Крови. В общем, большинство из их мифологических побрякушек было взято напрокат. Общее социологическое объяснение этому явлению таково: реакция на децентрализацию, последние рецидивы насилия в мире, уже вполне нейтральном. И психологическое: ну что такое, в конце концов, этот пресловутый птероцикл? Две круглые кулачковые турбины, садишься на них верхом, с двух сторон крылья, и шестифутовая металлическая оглобля растет между ног, ею нужно править (отсюда и название «метла») — вот и все, если не считать чистого неба и выпученных глаз водителя. Надеюсь, понятно, о чем речь. И последнее. Эти так называемые ангелы — типичный продукт эпохи конца века. Уже больше тридцати лет про них не было ни слуху ни духу. Они исчезли вместе со своими неоновыми пуговицами, вечным насморком и прозрачными жокейскими шортами из винила. О да, подросткам двадцать первого века было во что наряжаться. Все.

Я влез на заднее сидение. Роджер устроился впереди и большим пальцем правой ноги нажал на кнопку где-то в районе стремени. (Если у вас возникнет фантазия полетать, не забудьте, что на кнопку нужно нажимать резко, но само нажатие должно быть мягким, следовательно, одна нога, желательно правая, должна быть босой.) Потом он крутанул рукоятку скорости — и только листья зашуршали по ногам. Птероцикл понесло над дорогой, пару раз он с треском подпрыгнул, метнулся в сторону, сделал крутой вираж. Ни с того ни с сего мы вдруг стали падать, но недолго; пролетев футов десять, Роджер подбавил газу, и машина наконец набрала высоту. Да, Роджер, видно, не привык таращить глаза в полете.

Ветер омывал его плечи, попадая мне прямо в нос, и я не мог не обратить внимания на специфический запах — правда, сначала я подумал, что так пахнет птероцикл. Вообразите самогонный аппарат, не промывавшийся месяца этак три. Но летал Роджер, конечно, здорово.

— Сколько у вас человек в Хай Хейвене?

— Что?

— Я говорю, сколько человек...

— Двадцать шесть-двадцать семь!

Мы сделали крутой вираж, оставив гору за спиной, потом еще один, и она снова заколыхалась перед нами. Где-то далеко внизу искоркой блеснул Джила Монстр и исчез за грудами скал. Гора развернулась перед нами, открывая скалистое ущелье.

В самом конце его, аркой нависая над горным потоком, вытекающим словно из паха раскинувшейся скалы, красовался неизвестно кем построенный ну прямо-таки дворец. Этакая уродина из стекла и бетона, типичная для конца двадцатого века (т. е. до энергетических линий). Четыре этажа, террасами спускающиеся вниз, держались на скале с помощью консолей. Почти все окна были выбиты. Там, где раньше, видимо, располагался сад, теперь все заросло диким виноградом и кустарником. Дорога, скорей всего, та самая, по которой мы начали утреннее путешествие на хамелеоне, заканчивалась импозантной, хотя и украшенной пятнами ржавчины, лестницей; извиваясь, словно спина какого-нибудь гада, она, минуя бассейн, вилась от террасы к террасе.

И все же было в этом здании нечто бесстрастно-величественное.

Возле кирпичной балюстрады стояло штук двадцать птероциклов. Ограждение было выломано — наверное, чтобы удобней было взлетать с железобетонного выступа. Один птероцикл валялся в сторонке среди деталей разобранного двигателя. Перед ним ползал какой-то парень; другой стоял рядом, руки в боки: наверное, давал советы.

Третий, приложив ладонь козырьком ко лбу, смотрел в нашу сторону. Еще парочка остановилась возле бассейна. Я узнал девчонку, ту самую Питт, которая только что была с Роджером внизу.

— Хай Хейвен?

— Что?

— Это что, Хай Хейвен?

— Ага!

Мы скользнули меж скал, едва не задев громадный валун, взмыли к бетонным стенам и наконец шмякнулись на цементную стоянку.

Тут же из разбитого окна высунулись двое. Еще двое уже поднимались по ступенькам. Наблюдатель за нами с верхней террасы исчез, но через минуту снова появился, а с ним еще пятеро, включая девчонку.