Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Это кузница,— сообщил Роджер и, подобрав какой-то болт, постучал им по листу гофрированного железа, прислоненному к стене.— Эй, Денни, где ты там?

Перед нами появился полуголый, босой, весь в саже и лоснящийся от пота парень, да такой накачанный, что казалось — не мускулы, а стальные шары перекатывались у него под блестящей кожей. Помыть его да постричь — парень будет хоть куда... вот только сколько ему? Двадцать? Или, может, двадцать пять? Он подошел поближе, потирая кулаком левый глаз. Правый был того серовато-голубого цвета, который редко встречается у смуглолицых и который, кажется, так и сияет, так и цветет на лице.

— Ну что, как твое ничего? Чем занимаемся? — Роджер подмигнул в мою сторону.— Он у нас глухой, как тетерев.

Дэнни оторвал кулак от лица и жестом руки пригласил куда-то внутрь.

Дыхание у меня так и перехватило.

Вместо глаза в левой глазнице сочилась какой-то дрянью мокрая язва.

Вслед за Дэнни мы пробрались меж горнов и наковален и подошли к верстаку, стоящему у задней стены. Метательные лезвия разной степени готовности валялись здесь и там — я невольно притронулся к своему, торчащему у меня за поясом. Но не только они. Среди всяких там молоточков, пробойничков, напильничков и ножичков тускло блестели несколько слитков золота, кучка драгоценных камней, три небольших куска серебра. Возле крохотной ювелирной наковаленки лежали готовые серьги, кольца и незаконченная брошь.

— Заканчиваешь? — грязными пальцами Роджер ухватил брошь и поднес к глазам.

Я наклонился к нему, чтоб поближе рассмотреть ее, перевел взгляд на перстень Роджера и вопросительно заглянул ему в глаза. (Интересно, почему это мы перед глухими либо стараемся обойтись без слов, либо орем, как сумасшедшие?) Роджер кивнул.

— Дэнни многое тут для нас делает, мастер на все руки. А какой механик! Мы тут все неплохо разбираемся в двигателях, но до Дэнни нам далеко. Иногда мы просто сажаем его на метлу и везем в Хайнсвиль подработать.

— Еще и здесь немного капает?

— Верно.

Откуда-то из недр подвала вынырнула Питт. Меж языков пламени фигура ее, казалось, пританцовывает вместе с тенями на стенах. В руке она держала полбуханки свежего хлеба.

— Эй, Дэнни! — закричала она, чтоб глухой ее услышал,— я тут принесла...— она увидела нас и замолчала.

Дэн повернулся к ней, широко улыбнулся, одной рукой обнял девушку за плечи, другой взял хлеб и вцепился в него зубами.

Как зеркало, лицо Питт отразило его улыбку. Страх в глазах ее исчез, и она вся просияла, любуясь тем, как он хрустит коркой.

А уж как мне полегчало от этой сцены, и говорить нечего.

Не снимая руки с плеча Питт, Дэнни повернулся к верстаку, порылся в куче перстней, выбрал который поменьше и надел ей на тоненький пальчик. Она еще ярче вспыхнула от радости и тесно прижалась к нему, любуясь блеском золота на руке, и улыбка блуждала по лицу ее, словно отсветы пламени. (А на поясе, между прочим, позванивали метательные лезвия.) Довольный Дэн смотрел на нее с таким видом, будто он сам Господь Бог и осчастливить любого смертного ему раз плюнуть.

— Небось, перетаскали уже всю первую выпечку,— рыкнула Фидесса, сердито цыкнула зубом и, резко повернувшись, выскочила за дверь.

— Послушай,— обратился я к Питт,— как тебе здесь, нравится?

Она опустила руку с перстнем и посмотрела на меня; на лице ее снова тенью мелькнул страх.

Дэн, конечно, не слышал моих слов, но, взглянув на изменившееся лицо Питт, сразу заподозрил неладное. Он тут же помрачнел и, стараясь понять, в чем дело, посматривал то на меня, то на нее.

— Пошли отсюда,— Роджер двинул меня кулаком в плечо,— Не будем им мешать. Давай-давай, пошли.

Я вообще-то не привык к такому обращению и раскрыл было рот, но, слава богу, вовремя сообразил, что это у Роджера просто манера такая, он со всеми так разговаривает. Поэтому захлопнул рот и молча пошел за ним.

— Знаешь что,— сказал Роджер, внимательно глядя себе под ноги (мы как раз шли мимо пылающих горнов кузницы),— я хочу тебе кое-что объяснить. Не нужна тут нам никакая энергия.

— Может, ты и прав,— я старался говорить так же искренне, как и он. Искренность — мой излюбленный прием.— Но ведь существует закон.

Роджер остановился перед оконным проемом (странно, стекло в нем оставалось целым), сунул руки в задние карманы и принялся разглядывать горный поток, стремящийся прочь по дну ущелья.

Наверное, возле этой же самой речки, только в миле ниже по склону, стоял наш Джила Монстр.

— Знаешь, Блэки, я ведь совсем недавно на своей должности,— сказал он, наконец нарушив молчание.— Архангелом, так сказать, я стал всего пару недель назад. И взял это дело в свои руки только потому, что мне кажется, у меня это получится лучше, чем у парня, который был до меня. Например, я считаю, что нужно вести наши дела так, чтоб у нас было как можно меньше неприятностей.

— А кто раньше был у вас главным?

— Сэм, он считался архангелом, а Фидесса при нем была главным херувимом. Пока они тут всем заправляли, я бы не сказал, что у них все шло гладко.

— Сэм? Кто такой Сэм?