Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

Ну я немного погулял по Хейвену, рискуя собственной жизнью на всех этих шатких переходах и готовых в любую минуту рухнуть ступенях, поразмышлял о том, что даже у этих ангелов на их «Небесах» нашлось место для собственного ада... Я из кожи вон лез, делая вид, что наслаждаюсь ярким солнцем и прохладным ветерком, что мне все тут ужасно интересно, особенно интересно смотреть, заглядывая через плечо, как эти парни ковыряются в своих птероциклах... Но вот в чем штука: как только я подходил, всякие разговоры тут же смолкали; стоило мне повернуться, как я обязательно видел человека, который только что на меня внимательно смотрел; стоило поднять голову, как с верхней террасы исчезала чья-нибудь фигура.

Минут двадцать, невыносимо долгих минут, я шлялся здесь и там, пока не наткнулся на Фидессу. Как ни странно, она улыбалась.

— Наверное, голодный?

В одной руке (подумать только) у нее лежало яблоко, в другой дымилась краюха — этак с полбуханки — черного хлеба.

— Ага.

Я подошел. Мы сели на расколотое вдоль бревно, служившее скамейкой.

— Хочешь с медом?

Она протянула заржавленную по краям консервную банку, из которой торчал кухонный нож.

— Спасибо.

Мед заполнял рыхлую губчатую мякоть: так, наверное, жидкое золото заполняет форму в ювелирной мастерской Дэнни. Я ведь действительно еще не завтракал. Яблоко оказалось сочным и таким холодным, что ломило зубы. А хлеб был еще теплым.

— Большое спасибо, очень вкусно.

— Пока больше ничего нет, а ты, наверное, торопишься. Ты ведь явился, чтобы посмотреть, как мы тут живем? Ну и что ты тут увидел?

— Фидесса,— сказал я, после чего выдержал приличную паузу, во время которой попытался догадаться, какое отношение улыбка на ее губах имеет к прямому вопросу, что называется, в лоб (слова ее вполне могли означать что-нибудь вроде: «все посмотрел? ну и проваливай ко всем чертям»). Признаюсь сразу, догадаться мне так и не удалось.

— Фидесса, ты же понимаешь прекрасно, что я не совсем дурак. И только не подумай, что я осуждаю вас и ваш образ жизни. Кандалы и плетка восторга у меня не вызовут, тем более что я тут у вас не встретил ни одного человека моложе шестнадцати, то есть вы все достаточно взрослые, чтоб голосовать, а для меня это значит — чтобы жить так, как считаете нужным. Более того, я лично считаю, что ваш образ жизни открывает пути к тому, чтобы человек снова вернулся к природе, чтоб его жизнь вновь обрела естественные, стихийные черты, как в те времена, когда деяния людей воспевались в мифах и легендах. Я говорил с Роджером, и его слова произвели на меня впечатление, я бы даже сказал, глубоко тронули тем, насколько его чувство ответственности сходно с моим собственным. Я тоже совсем недавно вступил в свою должность. И я до сих пор никак не пойму всего этого шума по поводу каких-то там жалких нескольких розеток: это просто выходы энергии, вот и все. Хотите — пользуйтесь, хотите — нет, ваше дело. Мы пришли к вам с миром, и через пару часов нас тут не будет. Оставьте нам ключи, смотайтесь в какую-нибудь деревушку поблизости, повеселитесь там с местными. Перед уходом мы запрем все двери и спрячем ключи под половик. Вы и знать не будете, что мы здесь что-то делали.

— Послушай-ка ты, линейный демон...

Да, моя восьмидесятисемилетняя бабка рассказывала, как еще в шестьдесят девятом прошлого века она участвовала в расовых волнениях в Детройте; так вот, кругом пули свистят, революция, а она спокойно так и говорит одному там борцу за гражданские права, тому самому, который через три года стал моим дедом: «Послушай-ка ты, сосунок бледнолицый...» Только теперь я понял, что именно имела в виду моя бабка, когда мне об этом рассказывала.

— ...ведь ты понятия не имеешь, как мы тут живем, чем мы тут дышим. Поболтался тут полчасика, перекинулся парой слов со мной да с Роджером и делает вид, что ему все ясно... Ну что ты можешь понимать в нашей жизни?

— Виноват, я не демон. Дьявол.

— Ну что ты мог тут увидеть за это время? А люди здесь живут достаточно долго. Ты хоть представляешь, что тут было пять, а тем более пятнадцать лет назад? И что будет лет еще через пять? Лет десять назад, когда я оказалась здесь...

— С Сэмом?

Не менее четырех разноречивых чувств пробежало по ее лицу, но ни одно из них не было выражено словами.

— Когда мы с Сэмом тут оказались, в Хейвене жило полторы сотни ангелов, не меньше. А теперь всего-то ничего — двадцать один человек.

— Роджер говорил, вас тут двадцать семь.

— Шестеро ушли, когда Сэм с Роджером поцапались. Роджер надеется, что они скоро вернутся обратно. Йогги, может, и вернется. Остальные — не думаю.

— Ну и что будет лет через пять?

Она покачала головой.

— Ты что, не понимаешь? Да не трожьте вы нас, мы и так вымрем.

— Мы не собираемся вас трогать.

— Собираетесь. Вы хотите нас уничтожить.

— Ну хорошо. Я вернусь к своим и постараюсь объяснить им все так, чтоб они вас поняли. Стану вашим адвокатом. Я ведь дьявол,— я отломил еще кусочек хлеба,— а дьявол умеет говорить так, будто язык его намазан медом. Может, на Мейбл и подействует.

Я смахнул крошки со своих коленей, в которых отражалось солнце.