Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Превосходно. Просто замечательно! Но скажите мне вот что, агент ХМ-07-34, как вам самим удается выдерживать все это? Каковы ваши собственные ощущения?

— По правде говоря, шеф, мне приходится не очень легко. Я понимаю: это, конечно, смешно, но я действительно начинаю испытывать к объекту в некотором роде нежные чувства. До известной степени, конечно...

— Увы, агент ХМ-07-34, и мне знакомы подобные переживания. Подумать только, как они стараются, сколько прилагают усилий, воли... Нет, порой просто невозможно не чувствовать уважения, что ли, к этим говнюкам.

— Именно так, шеф,— Максимиллиан захихикал.— Именно, именно так...— Из холста раздался ответный смех, присоединился к его собственному, слился с ним и наконец был поглощен им без остатка — и вот опять одинокий смех Максимиллиана звенит в пустом зале. Все, лицедействовать больше нет сил.

Он огляделся в надежде увидеть за углом мелькнувшую голову Джо. Но тот, ради кого выделывались все эти фокусы, так и не появился.

Максимиллиан отвернулся было от картины, но тут на какую-то долю секунды довольно большая площадь холста перестала отсвечивать, и в самом верху его он заметил маленькое окошко, а через него — узенький каменный мостик, на котором, в тени замковой стены, высоко над черной гладью воды сцепились в схватке две крошечные фигурки, причем одна из них была совершенно голой.

Но Максимиллиан уже успел сделать шаг, и снова на холсте заиграли блики; разобрать что-либо стало уже невозможно. Нахмурившись, он двинулся в сторону, шагнул вперед, отступил назад, но так и не смог найти то единственное место, откуда он только что все это видел.

Потеряв наконец терпение, он повернулся и подошел к канделябру.

Из-за голубых портьер, закрывающих открытый дверной проем, до его слуха донеслись какие-то звуки: похоже, там кто-то негромко разговаривал. Временами отчетливо слышался мужской и женский смех.

Максимиллиан нахмурился еще больше.

С тех пор как в последний раз он был в этом зале, прошло не менее года. Однажды вечером, когда он в глубочайшей депрессии одиноко бродил по коридорам замка, ему пришла в голову нелепейшая мысль. Мысль глупая, он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все-таки не удержался и сотворил нечто вроде раута — с гостями, выпивкой, в общем, все, как полагается.

Покинул компанию он довольно рано, другими словами, попросту удрал к себе в кабинет, к своим книгам. И вот теперь он снова стоял здесь и мучительно вспоминал, уничтожил ли он все тогда перед уходом. Увы, за портьерой явно слышался гул голосов.

Он тупо смотрел на электрифицированный канделябр. Черный шнур удлинителя, который он собственными руками протянул к другому канделябру в зал, где проходил раут, все так же петляя и змеясь, бежал по ковру и пропадал за портьерами.

Озабоченность его росла. Раут носил официальный характер. А на Максимиллиане была все та же мешковатая вельветовая куртка. Но неожиданно для себя самого — возможно, слишком неожиданно — он отдернул драпировку и очутился на крохотном балкончике.

— Максимиллиан! Вы только посмотрите, ну я же говорила, что он вернется! Стив, Берт, Ронни,— Макс вернулся! Я же говорила, что он не бросит нас тут одних навсегда!

— Ты как всегда вовремя, старина! На часах почти без двадцати пяти три.

— Давай, спускайся, мы с тобой выпьем! Хочешь мартини?

— О, Карл, ну кто же так поздно пьет мартини? Налей Максу чего-нибудь покрепче!

— Тебе уже гораздо лучше, не правда ли, старина? Ну и видок у тебя был, когда ты от нас удирал!

— О, Макс был просто не в духе, с ним такое бывает, правда, Макс, милый?

— Мне кажется, он и теперь выглядит не очень.

— Да ему нужно просто выпить! Спускайся Макс, давай выпьем!

Вцепившись в перильца балкона, Максимиллиан молча смотрел вниз. Он открыл было рот, но язык прилип к гортани. Он мучился, он ломал голову, что бы такое придумать, что бы такое сказать — что-нибудь этакое, остроумное.

— Макс! Макс! Я так счастлива, что ты вернулся, честное слово! Ты на меня не обиделся, не правда ли? Я вовсе не то хотела сказать, я просто пошутила. А на самом деле, Макс...

— Ну хватит, Шейла. Выброси эти глупости из головы.

— Макс, Ронни только что рассказал мне анекдот — обхохочешься! Давай, Ронни, выдай его Максу, ну тот самый, помнишь, ты сейчас рассказывал! Про этого, как его... ну ты знаешь, какой!

— Да-да, Грейси так смеялась, что потеряла туфлю. Кстати, Грейси, ты нашла ее? Слушай, я видела, как Оливер там что-то с ней проделывал, вон там, за роялем.

— Макс, ну иди же к нам, Макс! Ты ведь не думаешь снова удрать от нас, верно?

— Ну конечно, никуда он от нас не уйдет! Ведь он только что пришел, ведь так, а Макс? Что скажешь, Макс!..

— Да не приставайте же вы к нему! Вы же знаете нашего Макса! Он обязательно вернется!

В коридоре Максимиллиан остановился. Ладони его покрылись липким потом. Он распрямил пальцы и почувствовал, что их кончики похолодели. Он попытался сосредоточиться, собрать остатки воли в кулак и уничтожить все, что происходит там, за его спиной.