Ведьмы за границей

Домик госпожи Гоголь, крытый мхом и стоящий прямо над болотом на четырех широких сваях, выглядел как плод любви выловленных из реки деревяшек. Отсюда было так близко к центру города, что до Нянюшки доносились крики с улиц и цоканье копыт, но сама хижина на собственном маленьком болотце была окутана безмолвием.

– Вас тут люди не беспокоят? – спросила Нянюшка.

– Здесь не бывает тех, кого я не жду, – листья кувшинок шелохнулись. По ближайшему пруду пошли зигзаги волн.

– Самодостаточность, – одобрила Матушка. – Это всегда важно.

Нянюшка оглядела рептилий оценивающим взглядом. Они попытались ответить ей тем же, но сдались, когда у них заслезились глаза.

– Думается, мне бы дома парочка таких пригодилась, – задумчиво сказала она, когда они вновь уплыли. – Мой Джейсон может вырыть еще один прудик, это запросто. А что, говорите, они едят?

– Все, что захотят.

– Слыхала я анекдот про аллигаторов, – сказала Матушка таким тоном, каким объявляют великую мрачную истину.

– Да ладно? – удивилась Нянюшка Ягг. – В жизни от тебя ни анекдота не слыхала.

– То, что я их не рассказываю, не значит, что я их не знаю, – заносчиво ответила Матушка. – Заходит как-то мужик…

– Какой мужик? – спросила Нянюшка.

– Один мужик заходит в таверну. Да. Это была таверна. И видит он табличку. На ней написано: «Мы подаем все виды бутербродов». И вот он говорит: «Подайте-ка мне бутерброд с аллигатором, да порезвей!»

Они молча глядели на нее.

Нянюшка Ягг повернулась к госпоже Гоголь.

– Так значит… вы одна тут живете? – весело спросила она. – Ни единой живой души вокруг?

– В каком-то смысле, – сказала госпожа Гоголь.

– Юмор в том, что аллигатора ему… – громко начала Матушка и осеклась.

Дверь хижины распахнулась.

Здесь кухня тоже была большой[22]. Давным-давно она могла трудоустроить полдесятка поваров. Теперь она напоминала пещеру: тени в дальних углах, висящие сковородки и супницы покрыты пылью. Большие столы сдвинули в сторону и почти до потолка завалили старинной посудой; печи, такие большие, что в них можно зажарить целую корову и приготовить обед на целую армию, стояли холодные.

Посреди этой серой пустоши кто-то поставил небольшой столик у очага. Стоял он на цветастом квадратном коврике. В банке из-под варенья стояли цветы, подобранные изысканным способом «нарвать и запихнуть». Все это создавало крохотную зону веселенького цвета среди общего уныния.

Элла отчаянно попыталась кое-что переставить, но застыла, глядя на Маграт с обезоруживающе скромной улыбкой.

– Ой, что это я. Вы, наверное, к таким вещам привыкли, – сказала она.

– Эм-м. Да. О да. Все время такое встречаю, – сказала Маграт.

– Я просто думала, что вы будете немного… старше? Вы, наверное, были на моих крестинах?

– М-м… да? – сказала Маграт. – Понимаешь, такое дело…

– Наверное, вы способны выглядеть так, как захотите, – подсказала Элла.

– Эм. Да. Хм.

Элла на миг смутилась, будто пытаясь понять: если Маграт может выглядеть так, как захочет, с чего это она захотела выглядеть как Маграт.

– Что ж, – сказала она. – Что нам дальше делать?

– Ты упоминала чай, – Маграт попыталась выиграть время.

– Ой, точно, – Элла бросилась к очагу, на котором висел почерневший котел над огнем, который Матушка Ветровоск назвала бы «оптимистичным»[23].

– Как вас зовут? – спросила она через плечо.

– Маграт, – ответила Маграт, присаживаясь.

– Очень… милое имя, – вежливо сказала Элла. – Ну а мое вы, конечно, знаете. А представляете, я столько вожусь с этим всем барахлом, что тетушка Приятка зовет меня Саженькой. Такое дурацкое имя, правда?

«Саженька, – подумала Маграт. – Дожили, я фея-крестная девушки с именем, к которому хочется добавить „косая“».

– Могло быть и лучше, – признала она.

– Мне не хватило духу так ей сказать, а она считает это забавным, – сказала Элла. – По мне, звучит как слово, к которому хочется добавить «косая».

– Ой, ну я бы так не сказала, – ответила Маграт. – Эм-м. А тетушка Приятка – это кто?

– Кухарка из дворца. Она заходит подбодрить меня в свободное время…

Элла развернулась, держа почерневший чайник, как оружие.

– Я не пойду на этот бал! – прошипела она. – И ни за что не выйду замуж за принца! Вам ясно?

Слова прозвенели, как стальные пластины.

– Хорошо! Хорошо! – Маграт аж отпрянула от такого напора.

– Он на вид какой-то липкий. От него мурашки по коже, – мрачно сказала Саженька. – Говорят, у него глаза странные. И все знают, что он делает по ночам!

«Все, кроме меня, – подумала Маграт. – Мне почему-то о таком не рассказывают».

Вслух она сказала:

– Ну, это будет несложно устроить. В смысле, обычно труднее выйти замуж за принца.

– Только у меня все не так, – сказала Саженька. – Все заранее устроено. Моя другая крестная говорит, что я должна. Говорит, такова моя судьба.

– Другая крестная? – удивилась Маграт.

– Их всегда по две, – сказала Элла. – Добрая и злая. Вы же знаете. А вы какая?

Маграт лихорадочно размышляла.

– Ой, я добрая, – сказала она. – Определенно.

– Знаете, что забавно? – сказала Элла. – Другая мне говорила то же самое.