Великая сила искусства (СИ)

– Гляди бодрее, – сказал он, сощурившись, прежде чем вернуть на место свои очки. – На нашей стороне великая сила искусства.

В великой силе искусства Виктор Дарьевич сомневался. Все эти зыбкие, эфемерные материи, которые так любил Кристоф, для повседневной жизни совершенно не годились. То ли дело достижения когнитивной психологии и общей психиатрии! Вот на них еще можно было положиться. Только это и оставалось.

При подъезде к Городищу уже были видны огни мигалок: «скорые» стояли на постах. Интересно, сколько из них удалось безболезненно снять с дежурства. Конечно, кого-то пришлось выдернуть в выходной, да и технику выгнать всю, которая нашлась. Резервы всегда были неплохие, но и на оцепление Городища ушло немало.

Возле ленты оцепления Валентин Ананьевич остановил машину. Виктор Дарьевич выпрыгнул неудачно – в бурую слякоть, немедленно покрывшую ровным слоем его ботинки. Виктор Дарьевич помянул лешего и прошел под ленту, где уже ждал человек с невыразительным лицом и табельным оружием под курткой. Изъясняясь исключительно простыми предложениями, Виктор Дарьевич выяснил у него, что территория оцеплена, люди расставлены так, чтобы просматривался весь район, и уже неоднократно возникали вопросы со стороны проживающих в данном районе лиц с четвертым и третьим уровнями доступа. На последних словах в голосе человека с оружием промелькнуло что-то живое: не то претензия, не то робкая надежда, что с появлением Виктора Дарьевича его избавят от таких вопросов. Виктор Дарьевич же мысленно посочувствовал Врату Ладовичу и Юру Карповичу, которым предстояло объясняться с фалангами по поводу карантина.

– Бригада с радио приехала? – спросил он.

– Полчаса назад.

Виктор Дарьевич кивнул. Он только надеялся, что радиобригада сумеет наладить свое оборудование быстро, потому что сумерки все сгущались и сгущались, район накрывала синева, разбавляемая первыми оранжевыми фонарями и лазурно-красными сполохами мигалок. Он засунул руки в карманы пальто и пошел вглубь Городища – просто чтобы не оставаться на окраине, хотя Лавр Сандриевич мог скрываться в любом доме. Человек с табельным порывался сопровождать, но Виктор Дарьевич дал ему команду «место». Не хватало еще таскать за собой охрану, когда на каждом перекрестке есть кто-нибудь с пистолетом.

Хотя еще неизвестно, конечно, в чью сторону могли направить те пистолеты. Потому что сложно было не заметить сирены «скорых», а жители района были в большинстве своем из тех, кто привык разбираться, а не отсиживаться по углам. Поэтому на улицах было слишком людно для такого холодного весеннего вечера. Стукаться локтями не приходилось, но и прогулка в тиши и одиночестве среди чахлых топольков и с видом на башенный кран в отдалении Виктору Дарьевичу не грозила. Он мысленно пожелал удачи коллегам, в особенности Валентину Ананьевичу, который остался возле оцепления, – главное, чтобы у него не сдали нервы в опасном присутствии фаланг, которые наверняка уже обнюхивали каждую машину. Дома покрылись светящейся сыпью окон, на улицу выглядывали люди, Виктор Дарьевич видел их темные силуэты на желтом фоне. Каждый мог быть Лавром Сандриевичем. Или фалангой. Или сотрудником Силового Комитета. Или обычным гражданином, который не мог сообразить, откуда переполох. Городище напоминало муравейник, в который ткнули палкой. Виктор Дарьевич даже понадеялся, что пациенту хватит мигалок и суеты на улицах, чтобы выдать себя, но шансы были невелики.

Он прошел немало – успела озябнуть шея под тонким шарфом и руки без перчаток, – когда в воздухе заскрежетало, засвистело, а потом полилась нежная мелодия – скрипки и флейта. Виктор Дарьевич ее узнал. Музыка шла сверху, Виктор Дарьевич поднял голову и увидел динамики высоко на столбе. Радиобригада постаралась?

Однако, подсветив карманным фонариком, Виктор Дарьевич различил темные пятна – не то грязь, не то ржавчину. Откуда грязь на динамиках, если их только что поставили?

«Городище – это хорошо…» – вспомнились слова головы радиогэбни.

«Три зеленых шельмы» старались вовсю – скрипки плакали, флейта пела. Виктор Дарьевич поморщился – слишком громко – и перешел на другую сторону улицы. Мимо пробежали двое в темных плащах, покосились на Виктора Дарьевича, но не сочли его достойным внимания.

Мелодия дрогнула и смолкла, динамики взвизгнули, так что пришлось зажать уши руками. Нет, все-таки дефективных везде полно – не могли устроить представление без помех?

А потом из динамиков раздалось:

– Я тебя вижу.

Все смолкло. Даже жители района, кажется, затихли.

Смешок.

– Да-да, именно тебя. Ты знаешь, что я говорю о тебе. Ты знаешь об этом, потому что ты был прав. Прав с самого начала, хотя тебя убеждали в обратном.

Это был не тот самый текст, который они писали вдвоем – вот ведь импровизатор неуемный, не смог без отсебятины, переправил под себя. Но смысл вроде бы сохранил. Над Городищем плыл голос – идеальный голос с самым четким произношением во всем Всероссийском Соседстве. Голос лучшего ведущего столичной радиостанции.