Великие тайны русского престола

Но уже очень скоро эйфория прошла, и у Петра неизбежно должна была появиться мысль о том, по какому праву этот человек распоряжался им и по сути дела держал его в самом настоящем в плену? Не очень он понимал и то, почему он обязан был обручиться с дочерью Меншикова, которая ему совсем не нравилась.

Мальчик ненавидел учебу, любил погулять и поохотиться. Но всякий раз ему надлежало спрашивать у светлейшего князя разрешение. Меншиков почти всегда отвечал отказом, и Петр стал задаваться вопросом, почему ему, императору огромной страны, отказывают.

Барон Андрей Иванович — другое дело: он воспитатель, умнейший, ученейший человек, получше Меншикова знает, что надобно делать, но и он не отказывает.

При таких отношениях столкновения между Петром и Меншиковым были необходимы и должны были обнаружиться очень скоро.

Легко было предвидеть, что рано или поздно дело кончится разрывом; не вооружая пока против себя Меншикова, надобно упрочить свое положение при Петре старанием ему понравиться; а ему никак нельзя понравиться внушением, что надобно слушаться Меншикова, да и как это внушать?

Легко внушать мальчику, что надобно слушаться отца, сестры, наставника, кого-нибудь уполномоченного законом; но светлейшего князя кто уполномочивал распоряжаться?

По замечанию Е. В. Анисимова, вовсе не юный император придумывал указы о переезде двора с Васильевского острова, о неподчинении распоряжениям Меншикова, о его домашнем аресте и о ссылке.

Более того, во всех подписанных Петром II в начале сентября 1727 года императорских указов отчётливо видна опытная рука воспитателя Петра, Андрея Ивановича Остермана.

Однако ставшая для него роковой болезнь сделала свое дело: Петр пожил на свободе и не собирался возвращаться в свою золотую клетку. Как не хотели этого Остерман, великая княжна Наталья, цесаревна Елисавета, Долгорукие, двор и члены Верховного тайного совета.

По сути дела все готово к свержению Меншикова, но, как и всегда бывает в таких случаях, никто не решится выступить первым. Кроме самого двенадцатилетнего императора, который вступил на тропу войны с все еще могущественным временщиком. И Меншиков, продолжая считать себя полновластного господина в государстве, принял вызов.

Но… нашла коса на камень, и очень скоро у Меншикова опять возникли несогласия с государем. Меншиков давал служителю Петра деньги на мелкие расходы государя и требовал от служителя отчета.

Узнав, что служитель давал эти деньги в руки государя, Меншиков прогнал служителя, а государь поднял из-за этого шум и, наперекор Меншикову, принял к себе обратно в службу прогнанного служителя.

Через несколько дней государь послал взять у Меншикова 5000 червонцев.

— Зачем? — спросил тот.

— Надобно! — не вдаваясь в подробности, ответил Петр и, получив деньги, опять подарил их сестре;.

Разъяренный Меншиков приказал отобрать деньги у великой княжны. С этой минуты обиженный и разозленный Петр не мог равнодушно ни видеть, ни слышать Меншикова.

В день именин великой княжны, государь стал обращаться с Меншиковым презрительно, не отвечал на его вопросы, поворачивался к нему спиной и сказал своим любимцам:

— Подождите, вот я его образумлю!

Когда же Меншиков заметил царю, что он не ласков со своей невестой, тот холодно ответил:

— Я в душе люблю ее, но ласки излишни, так как я не имею намерения жениться ранее 25 лет!

Вскоре после именин великий канцлер граф Головкин попросил государя заступиться за зятя Ягужинского, которого Меншиков ссылал в Украинскую армию.

Петр попросил Меншикова оставить Ягужинского в Петербурге, однако тот не согласился. Понимая, что Долгорукие ему больше не опора, Меншиков попытался опереться на Голицыных и женить своего сына на дочери фельдмаршала Голицына.

Князь Алексей Григорьевич Долгорукий делал все возможное, чтобы объединить Головкина, Голицына и Апраксина против Меншикова. И, как знать, может быть, именно с его подачи Остерман в своих письмах временщику продолжал уверять того в лояльности императора к нему.

26 августа в Петергофе в день именин великой княжны Натальи Меншиков, наконец-то, понял, что Остерман обманывал его. Как только он заговаривал с Петром, тот поворачивался к нему спиною, а на поклоны светлейшего князя он не обращал внимания.

— Смотрите, — сказал он одному из приближенных, — разве я не начинаю вразумлять его?

На невесту свою он также не обращал никакого внимания, а узнав, что Меншиков обижается на него, Петр сказал:

— Довольно и того, что я люблю ее сердцем, а ласки при этом излишни. Что касается до свадьбы, то Меншиков прекрасно знает, что я не намерен жениться ранее 25 лет.

Временщик умер, да здравствует временщик!

По словам сторонних наблюдателей, трудно было изобразить всеобщую радость, произведенную падением Меншикова. Но многие из тех, кто очень надеялся на перемены в лучшую сторону, радовались рано.