Да, Меншикова не было, но оставалось его наследство. Вся сложность заключалась в том, что этим наследством была воля малолетнего царя, которою надо было овладеть. И было предостаточно людей, которые намеревались завладеть этой волей и встать во главе управления страной.
Ошиблись и те, кто думал, что теперь власть перейдет в Верховный тайный совет, который будет находиться под влиянием самого видного из своих членов, князя Дмитрия Михайловича Голицына, опиравшегося на брата своего, фельдмаршала князя Михаила.
Никто из вельмож не имел большего права на благодарность Петра, как Голицыны, которые всегда были приверженцами его отца и считавшие его одного законным преемником деда.
Но вся беда была в том, что Голицын был человеком честным и жестким, но неспособным отказаться от своей независимости и добиться фавора при дворе угодничеством.
Более того, освободившись из-под тяжелой опеки одного тирана, Петр не собирался приближать к себе человека, который напоминал ему прежнего опекуна.
Отсюда и шло нерасположение Петра к Голицыным. Вполне возможно и то, что Петр не пожелал простить им сближения с Меншиковым и их намерения выдать дочь фельдмаршала князя Михаила за молодого Меншикова.
Сыграло сою роль и то заступничество за Меншикова со стороны фельдмаршал, которое якобы имело место. Так что Голицын не мог бороться за фавор, как не мог стать и главою могущественной аристократической партии.
Новая Россия не наследовала от старой аристократии, она наследовала только несколько знатных фамилий или родов, которые жили без сознания общих интересов и обыкновенно во вражде друг с другом.
Таким образом, сильною могла стать та или другая фамилия только через фавор. За этот самый фавор могли бороться только люди близкие.
После падения Меншикова виднее всех при дворе и ближе всех к императору стал Остерман. Но положение Остермана было затруднительно. Он все еще оставался воспитателем молодого императора и должен был заботиться о том, чтобы Петр хорошо воспитывался и хорошо учился. То есть то, чего не хотел сам Петр, желавший жить в свое удовольствие.
При Меншикове положение Остерман мог разыгрывать из себя доброго дядьку, но что было делать теперь, когда Петр и слышать не желал о занятиях и ночи напролет кутил с молодым камергером князем Иваном Алексеевичем Долгоруким.
Все попытки хоть как-то повлиять на царя остались тщетными, а усиливать их и тем самым раздражать Петра Остерман боялся. Его враги, а таковых у него хватало, только и ждали первой вспышки неудовольствия Петра на воспитателя.
Но в то же самое время те же самые люди могли обвинить его за плохое воспитание и обучение императора и таким образом отдалить его от Петра.
После долгих размышлений Остерман попросил Петра уволить его от должности воспитателя, ибо иначе ему придется дать строгий отчет.
Петр, который еще не успел ожесточиться сердцем, и был сильно привязан к Остерману, со слезами на глазах упросил его остаться. Поставленный в сложное положение Остерман пошел на сделку с совестью и остался при Петре.
Он решил по-прежнему пользоваться своим влиянием на него для достижения своих целей по делам управления. Что же касается учения и воспитания, то с этим бесполезным занятием было покончено навсегда.
Он добился своего. Петр увидел в нем не скучного воспитателя, а умного и много знающего министра, которого он так и не отдал его врагам. Чтобы избавиться от Остермана, надо было решиться на борьбу не только с Петром, который исполнял только то. что было ему приятно, но и с великою княжною Натальею, продолжавшею иметь сильное влияние на брата.
Первым зашевелился великий канцлер Головкин, которому не нравилось то, что Остерман заслонил его в иностранных делах. Но борьба с Остерманом была не под силу Головкину.
Сложнее было с Долгорукими, которые также намеревались свергнуть Остермана. Для этого им было надо как можно чаще находиться с императором, во всем угождать ему и сделать себя необходимыми.
Им многое удалось. Князь Алексей был гофмейстером при великой княжне Наталье, теперь, чтоб иметь право быть еще чаще при Петре, он выпросил себе место помощника Остермана. Его сын, князь Иван, стал камергером и занял место Левенвольда, который получил место гофмаршала при великой княжне. У Долгорукого были очень хорошенькие дочери, и он строил на них свои далеко идущие планы.
Долгорукие уже сошлись в схватке с Остерманом, но получили отпор и убедились, что уменьшить влияние Остермана на Петра трудно.
В свою очередь, когда Остерман начал выговаривать Петру, что постоянное общество молодого Долгорукого вредит ему, император не отвечал ни слова.
Остерман хорошо знал, что значит это красноречивое молчание монаха, и от огорчения заболел. Однако гроза на этот раз прошла мимо, и Петр два раза в день ездил навещать его с сестрою и теткою Елизаветою.