Великие тайны русского престола

Вппрочем, Анна не только красилась, но и весьма заботилась о своей фигуре.

В Москве, она вставала между семью и восемью часами и проводила часа два в рассматривании нарядов и драгоценностей. В девять часов начинался прием министров и секретарей.

Она подписывала бумаги, большей частью не читая их, и отправлялась в манеж Бирона, где у нее было помещение. Она осматривала лошадей, давала аудиенции, стреляла в цель.

В двенадцать возвращалась во дворец, обедала с Биронами, не снимая утреннего костюма — длинного, восточного покроя платья, голубого или зеленого цвета, и, в виде головного убора красного платка, повязанного, как это делают мелкие мещанки в России.

После обеда она ложилась отдыхать рядом с фаворитом, — госпожа Бирон с детьми при этом скромно удалялась. Проснувшись, она открывала дверь в смежную комнату, где ее фрейлины занимались рукоделием.

Затем они начинали петь в полный голос и до тех пор, пока не получат приказания замолчать. Иногда они доходили до полного изнеможения, но рисковали получить пощечины и быть отправленными в прачечную, если б императрица заметила их усталость.

Когда Анне песни надоедали, наступала очередь сказочниц, сплетниц, гадальщиц, шутов и шутих. В этом отношении поучительна ее переписка с московским губернатором Салтыковым.

«Напишите-ка мне, — просила императрица, — женился ли камергер Юсупов. Здесь говорят, что они разводятся и что он видит много женщин… Когда получишь это письмо, извести меня по секрету, когда была свадьба Белосельского, где и как. Как встретила их княжна Мария Федоровна Куракина? Была ли она весела? Все мне расскажи… Узнай, секретным образом, про жену князя Алексея Петровича Апраксина. Прилично ли она себя ведет? Здесь говорят, что она очень пьет и что с ней всегда Алексей Долгорукий».

И ни слова о каком-нибудь деле. Анне Иоанновне очень нравилось сватать людей, часто против их воли, а потом узнавать, как они живут.

Остальные поручения, даваемые ею Салтыкову, столь же мало относятся к государственным делам. Она поручает ему прислать ей дочь князя Вяземского, «мне ее рекомендовали, как бойкую на язык». Это главная забота.

Она ищет говоруний даже в Персии, Салтыкову же дает указания о нужных ей субъектах. «У вдовы Загряжской, Авдотьи Ивановны, живет одна книжка Вяземская, девка, и ты ее сыщи и отправь сюда, только, чтоб она не испугалась; ты объяви ей, что я беру ее из милости, да дорогой вели ее беречь. Я беру ее для своей забавы — как сказывают, что она много говорит».

Салтыкову было нелегко. То он должен был отыскивать скворца, слава которого дошла до слуха ее величества, то достать песню, певшуюся в московских кабаках и которой хотела насладиться ее величество.

Являлось приказание государыни то заняться торжественной службой заупокойной обедни по царевне Прасковье, то заказать раку на мощи святого Сергия, то разобрать ссору между священниками и монахами, то закупить целые вороха материи у московских купцов.

При этом Анна Иоанновна долго торговалась. Хорошая хозяйка, она следила за стиркой белья, боясь заразы — опасение очень распространенное тогда в России. Она обладала родственными чувствами, и Салтыков должен был доставать ей различные портреты родных.

Патриархальная в отношениях со своими, она входила в денежные затруднения своего родственника Апраксина, из которого сделала шута. Она заботилась и о своем духовнике, ставшим архимандритом в Троицкой Лавре.

Была ли она доброй? Это как посмотреть. Она приказала повесить соего повара перед окнами только за то, что он положил в блины несвежее масло.

Все десять лет своего царствования Анна держала в тюрьме киевского митрополита Ванатовича за… забытый молебен. Когда шталмейстер Куракин вытер платком стакан с вином, которое ему дала, Анна гневно вскричала:

— Негодяй! Ты брезгаешь мной! Позовите Ушакова!

Бирон приложил немало усилий, дабы спасти дипломата и избавить его от встречи со страшным блюстителем порядка.

Но в то же самое время императрица не была лишена ни здравого смысла, ни юмора. Когда казанский архиепископ оповестил ее о своем приезде в этот город 25 марта в день Благовещения, она ответила:

— Мы очень рады узнать, что Благовещение в Казани, как и в Петербурге, бывает в названное вами число.

Если верить Екатерине II, то Анна была лучшей правительницей, чем Елизавета. Однако, если почитать ее перепску с Острманом, то такое заявление врпдя ли можно воспринимать всерьез, поскольку в ее посланиях вице-канцлеру видно ее полное непонимание дел.