Великий Моурави 1

булат хорошей красной выходит к нам из Индейского государства и пансыри

добрые из Черкас - и пожаловал князю зерцало и камень сердолик, обложен

золотом, да образ богородицы на золоте, а сказал, что тот образ писали его

писцы со фрянского образа, а фрянский образ прислан и нему из Гурмиза..."

Устраивая в честь русийского посольства пиры и приемы, кичась богатством

персидского двора - трофеями военными и мирными, принимая и раздавая

драгоценные подарки, шах Аббас учитывал и выгоды от союза с Борисом

Годуновым и невозможность в настоящий момент пойти на Грузию огнем и мечом

(что он выполнил через несколько лет). Поэтому в Картли не замедлило

отправиться надежное посольство...

- Ай балам... ба... ла... м... - доносилось из коричневой пыли.

Солнце раскалялось. Впереди растянувшегося по исфаханской дороге

богатого каравана, впереди пышной свиты, конных сарбазов и многочисленных

слуг ехали на золотистых конях два хана.

- Удостой, благородный Карчи-хан, мудрыми речами мой слух, ибо сказано:

мудрость - лучший щит в опасном путешествии.

- Победоносному Эреб-хану незачем отягощаться щитом чужой мудрости.

- Но нигде не сказано о верности сведений "шутюрбаада" Али-Баиндура.

Зачем московскому царю дочь картлийского Георгия? Может, в Тбилиси уже стоит

северное войско, а мы в неведении едем с дружеским предложением.

- Великий шах Аббас не любит, когда его благородные уши отягощают

лживыми сведениями; в подобных случаях "лев Ирана" укорачивает неосторожного

на целую голову, ибо сказано: "Кто не отличает солнца от луны, тому незачем

утруждать плечи лишним весом". А может, у храброго Эреб-хана есть другая

причина тревожиться?

Эреб-хан внимательно осмотрел крашеные ногти правой руки, поправил

чепрак и решительно заявил, что при сложившихся обстоятельствах успех

персидского посольства в Картли весьма сомнителен.

- Ибо сказано, - добавил хан, - не льстись на осла, когда предлагают

коня.

Карчи-хан выразил удовольствие путешествовать в обществе остроумного

Эреб-хана и предложил положиться на аллаха и близорукость картлийцев: им не

проникнуть в мудрые планы непобедимого шаха Аббаса.

- Под богатым седлом и осел часто сходит за породистого коня... Впрочем,

мы не достойны проверять мысли нашего повелителя.

Эреб-хан пристально взглянул на осторожного собеседника.

- Будь благосклонен, глубокочтимый Карчи-хан, твои мудрые изречения

побуждают меня продолжать приятную беседу, - поясни: на пики наденут наши

головы или, к удовольствию Исфахана, выбросят на улицу?

- Не тревожься, благороднейший Эреб-хан, в случае привезенного отказа

от картлийского царя, думаю, наденут на пики.

- Не сочти самонадеянным советника шаха, но, клянусь Неджефом, голове

удобнее на отведенном ей аллахом месте. Особенно знатной шее Карчи-хана

неприятно лишаться великолепного украшения.

- Не сочти невеждой советника шах-ин-шаха, клянусь Кербелой, если бы

советнику предоставили выбор, он тотчас присоединился бы к мудрым мыслям

Эреб-хана, но судьба каждого правоверного висит у него на шее. А если

шах-ин-шаху неугодна голова преданного Карчи-хана, мне такая голова тем

более не нужна.

- Какой дерзкий посмеет не согласиться с великодушным Карчи-ханом?

Клянусь бородой Мохаммета не раздражать солнечных глаз шах-ин-шаха и в

случае отказа царя Георгия отдать дочь в жены шаху Аббасу, отправлю

опечаленную голову за пределы Ирана. Ибо сказано: "Не стой там, где наверно

упадешь".

- Не хочет ли знатный хан иметь в невольном путешествии проводником

смиренного Карчи-хана?

- Нигде не сказано - святые места посещай один, и, наверно, знатный из

знатнейших помнит о Мекке, лучшем шлеме для головы.

- Не страшится ли смелый Эреб-хан, что грозному шаху Ирана станет

известно такое предложение?

- Клянусь, нет, проницательный хан из ханов... Справедливый повелитель

Ирана в таких случаях рубит голову и тому, кто говорит, и тому, кто

слушает... Ибо сказано: "Не позволяй соседу портить твое поле плохим зерном".

Карчи-хан промолчал: "Эреб-хан прав, не следует преподносить шаху меч

для своей головы".

И, неожиданно решив проверить караван, повернул коня к верблюдам.

"Клянусь аллахом, - думал он. - Эреб-хан славится благородством и

неустрашимостью в битвах, но когда голова шатается, нельзя поручиться за

себя, и лучше быть оплеванным верблюдами, чем вертеться на раскаленном языке

смелого хана".

Эреб-хан с усмешкой смотрел вслед сбежавшему собеседнику. Он весело

думал: "Если такой знатный хан не решается вернуться к шаху с отказом

грузин, то и мне незачем торопиться. Ибо сказано: "Бесполезная храбрость

смешит умных и радует глупцов..."

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Пока Карчи-хан и Эреб-хан, изощряясь в тонкости персидского разговора,

пересекали Карадаг, пока Георгий и Дато, подъезжая к Тбилиси, обдумывали

способ приобрести на скудные средства как можно больше оружия и снаряжения

для молодых дружин ностевских азнауров, звон праздничных чаш наполнял

Метехский замок, а звон сионских колоколов провожал Гульшари с Андукапаром

и Марию Бараташвили с Амилахвари младшим под скрещенные сабли. В честь

молодых целый месяц шумные пиры чередовались с турнирами и охотами.