Великое расширение

– При всем уважении, сэр, я не уверен, что вам нужен именно мистер Ли. Натали говорила, что он не так прост. Учился в сомнительном училище и даже некоторое время состоял в студенческом союзе.

Мистер Ик пытался разгадать мысли Александра, но лицо у того было непроницаемо.

– Когда-нибудь, – сказал Александр, – когда люди будут одеты и накормлены, они перестанут думать лишь о своих мелких заботах и обратят взор на общество и правительство. И знаете, что они скажут, если увидят у власти лишь таких, как мы? Знаете, что они подумают и почувствуют?

Мистер Ик молчал.

– Они скажут, что мы оторваны от жизни, назовут нас правящей элитой и снобами, получившими британское образование. Они проанализируют все наши проекты и в каждом отыщут изъяны. Нас обвинят в слишком больших жертвах, или в неоправданном, излишнем жестокосердии, или в чрезмерной мягкотелости. А если во власти будет такой человек, как этот рыбак, мистер Ли? Оборванец из кампонга, знающий, что такое настоящая бедность, но прибившийся к правительству, чтобы внести свой вклад в развитие нации. Неужели вы, Ик, не видите, в чем его сила?

Александр говорил с особым напором, и мистер Ик, проработавший с ним достаточно долго, понял, что вопрос уже решен.

Позже А Боонь снова и снова прокручивал в голове эту встречу. Воспоминания были мучительными: вот он роняет ручку как раз в тот момент, когда заместитель министра делает шаг, чтобы пожать ему руку, вот садится не там, где полагается, вот мистер Ик то и дело без особого повода сверлит его взглядом. Помещение, где проходило совещание, было величественным, с высокими потолками и большими широкими окнами, отчего А Боонь чувствовал себя ничтожным и оказавшимся не на своем месте.

Он вспоминал, как глаз не мог отвести от блестящих стекол, как восхищался, прикидывая их стоимость. В кампонге только в школе, общественном центре, лавочке Суи Хона и доме токея были застекленные окна. Они состояли из четырех кусков стекла, вставленных в металлическую раму. Стекла были волнистыми, и потому мир за окном выглядел искаженным. В стекле попадались пузырьки, а то и зазубрины, по неосторожности о них можно было оцарапаться. Здесь же, в министерском кабинете, стекла были гладкими и безупречными, казалось, будто их вообще нет и ты смотришь прямо на улицу, только почему-то абсолютно бесшумную.

Когда А Боонь заговорил, голос его звучал уверенно и громко. Он отвечал на вопрос за вопросом – о кампонге, о том, сколько человек там живет, чем зарабатывают на жизнь и как со временем менялось их существование. Он рассказывал о приливах и отливах, о соседних кампонгах, о болоте и мангровых зарослях. Объяснял, почему он считает, что люди захотят переехать – все чувствуют происходящие в стране перемены, всем хочется, чтобы их дети получили образование.

Он и сам настроен точно так же. Это ему хочется жить лучше, и Гэк Хуаи тоже, и Ма. А квартиры? Они чудесные. Да и кто бы с ним не согласился? Едва эти слова сорвались с его губ, как Бооню сделалось не по себе. Как там архитектор назвал их дома? Опасные для жизни трущобы. Антисанитария. Тесные, грязные, непригодные для жизни. И заместитель министра с мистером Иком наверняка думают то же самое.

О тех, кому уезжать не хочется, он не упомянул. Ни о малайских рыбаках из соседнего кампонга, рассмеявшихся ему в лицо, когда он вручил им брошюры о новом жилье. Ни о Дяде, который все больше времени проводил в тягостном одиночестве, сидя с сигаретой на крыльце.

А Боонь представлял мангровые заросли, где они с Хиа ловили в детстве крабов, вспоминал отблески утреннего солнца на скользких корнях. Светлый песок на берегу, разглаженный прохладными волнами, острова, у которых Па учил его ловить рыбу. Густой подлесок, через который они пробирались, держась за руки с Сыок Мэй, стрекот цикад.

Он отвечал на вопросы, а в голове его теснились воспоминания, окутанные болезненной нежностью. Однако Боонь постарался отогнать их. Воскресить ощущение, с которым несколько месяцев назад вошел в предназначенную для показа квартиру. Словно очутился внутри картинки. В прекрасном будущем.

Когда заместитель министра предложил А Бооню вступить в рабочую группу, ему показалось, будто он краем глаза заметил на улице знакомую фигуру. Сутулая спина, размашистая походка, впалые щеки. Тихая боль прокатилась по телу. Нет, это невозможно, Па мертв. В прошлое возврата нет.

– Я предлагаю вам присоединиться к правительственной группе, – сказал заместитель министра, и его странное лицо растянулось в улыбке, одновременно зловещей и младенчески безоружной. – Вы понимаете, что это означает?

Человек, похожий на Па, растворился в толпе, и А Боонь успокоился.

– Понимаю, – ответил он.