Великое расширение

– Как чисто, – удивилась Гэк Хуаи.

И действительно, на рынке не было ни грязных луж, ни закатившихся под прилавок гнилых фруктов, ни куч мусора в проходах. Ничего похожего на рынок, куда ходила Ма, – разномастное скопище зеленщиков и мясников, собирающихся на улице перед шопхаусами, крики и запахи, висящие над людской толчеей.

Они прошли мимо детской площадки. Посреди прямоугольной песочницы стоял большой мозаичный дракон. Спина его состояла из колец, сквозь которые лазали двое мальчиков, а язык свешивался металлической горкой. На задранном драконьем хвосте висела на тросе автомобильная покрышка. Все туловище дракона было облицовано оранжевой мозаикой. Еще на площадке имелся большой вращающийся диск и несколько турников, уже до блеска истертых. Детей тут было полно, они носились, ковырялись в песочнице, подтягивались на турнике, скатывались с горки. А Хуат дернул отца за штанину:

– Па, а можно? Можно туда?

Хиа кивнул, и мальчик бросился на площадку, в самую гущу детворы. Вскоре он уже влился в какую-то сложную командную игру. Взрослые смотрели на малыша А Хуата так, словно это они сами прыгали по песку, лазали и скакали, словно это каждого из них едва не поймали друзья по игре, словно это им удалось улизнуть в последний момент.

Год близился к концу. А Боонь с Натали поселились в доме, который подарил им отец Натали.

Свадьбу они сыграли простую: утром – чайная церемония, вечером – венчание в церкви. Из кампонга пришли немногие, все были заняты переездом, однако Суи Хон явился и старые друзья Па – А Тун и А Ки, все такие же худые и жилистые, с будто выдубленной кожей медного оттенка, похожие на мангровые деревья с перекрученными стволами. Пришли и несколько приятелей, которые ходили вместе с А Боонем в начальную школу в кампонге. А Боонь не видел их давно и, учитывая, как сложилась его жизнь, сомневался, что они вообще захотели бы с ним разговаривать.

В стране вовсю разворачивалась борьба между га-менами и левыми. Особенно остро это ощущалось во время референдума, когда га-мены, чтобы обеспечить себе победу, задействовали всю государственную машину. Отозвали лицензию у типографии соперников, запретили левым участвовать в массовых митингах, отстранили их сторонников от государственной службы. Левые, в свою очередь, призывали муниципальных работников бастовать. Забастовка мусорщиков, ассенизаторов и работников водоочистных станций грозила особенно неприятными последствиями, и для ее прекращения прибегли к помощи армии. Затем пришел черед учащихся: китайские студенты и старшеклассники объявили бойкот – отказались сдавать экзамены. Насилия удалось избежать лишь потому, что га-мены в последний момент решили не привлекать полицию и обратились к родителям студентов. Левых активистов увольняли, арестовывали, сажали в тюрьмы. Особо упорных высылали с острова – в Бангкок или Куала-Лумпур.

Так прошли последние два года, поэтому, приглашая Сыок Мэй на свадьбу, А Боонь не рассчитывал, что она придет. И действительно, она позвонила ему на работу и заверила, что постарается, однако “ситуация сейчас сложная”. На свадьбе она так и не появилась, чему А Боонь лишь обрадовался. Ему не хотелось, чтобы она приходила. В глубине души он боялся, что ее появление выбьет его из равновесия.

Он был рад, что в день свадьбы его мысли занимала одна Натали, а на церковных скамьях он видит не чиновников из министерства, а тетушку Ким и тетушку Хок из общественного центра, своих родных, односельчан. Даже Дядя – что поразило А Бооня – пришел, напустив на себя утомленный вид. Он ничего не говорил ни про га-менов, ни про разъезжающийся кампонг, лишь грустно улыбался Бооню и Натали.

Время сомнений окончательно осталось позади – вместе с тревогами о плохом английском, о недостаточно чистых рубашках, о собственных страхах перед водой. Боонь больше не боялся воды. Ею можно управлять, подчинить себе – заливать в котлованы, отодвигать от берега, даже избавиться от нее, если нужно. Требуются лишь оборудование, желание работать и решимость.

Жители кампонга тоже были довольны – по крайней мере, А Бооню так казалось. Суи Хон переехал в новую квартиру и весело рассказывал, что теперь постоянно видит сыновей и невесток. А одна из невесток даже навещает его чуть ли не каждый день. И всегда помогает и со стиркой, и с развешиванием постиранного. В ответ на чьи-то слова, что уж развесить-то белье он и сам бы мог, старик забормотал, что руки у него уже не те, слабые нынче стали, и ворочать бамбуковые палки за окном ему нынче не по силам.