Великое расширение

– Хватит, – устало вздохнул А Боонь.

– Но это все они! Хватают людей по ночам! Разве нет? И ты хочешь стать одним из них? Хочешь стать вот таким га-меном? Что сказал бы твой отец?

– Пойдем, Мэй, – сказал А Боонь.

Его трясло. Если Сыок Мэй сейчас не встанет, если она не пойдет с ним, то он не знает, что ему делать.

Сыок Мэй повернулась к нему. Под глазами у нее залегли тени, но лицо сияло. И внутри Бооня словно что-то сломалось. Открылась старая рана, и, точно кровь, хлынули загнанные глубоко-глубоко чувства.

– Мэй… – повторил он тихо.

Он пытался понять, что написано на ее лице. Неужели и она считает так же, как Дядя? Считает его виновным?

Сыок Мэй заговорила, но смотрела не на А Бооня, а на Дядю:

– Я знаю Бооня всю жизнь. Он не такой, как они.

– Он живет в большом доме с этой женщиной! – почти выплюнул Дядя. – Он говорит по-английски! Все это – из-за него! Шум, грязь, земля – это он виноват!

Дядя яростно взмахнул рукой в сторону окна. И вдруг умолк, словно из него выпустили воздух.

– Мой племянник, – пробормотал он, – наш мальчик…

– Пойдем, Мэй, – повторил А Боонь.

Глава 40

“Сто семь человек задержаны”.

“Облава началась в три часа ночи”.

“Сорок четыре человека объявлены в розыск”.

Следующим утром министерство гудело от новостей. Говорили, что газетчики все переврали: облавы начались в четверть третьего ночи. Многих подозревали в участии в заговоре, который предполагал вооруженное восстание, наверняка тут не обошлось без китайских коммунистов. Арестованные будут за решеткой неопределенное время. Тридцать один политик, сорок профсоюзных лидеров, восемнадцать преподавателей, одиннадцать художников и писателей, семь представителей сельских сообществ.

Незначительное число бунтовщиков в бегах. Некоторые, по слухам, перебрались через проливы или укрылись в джунглях на севере страны, а также на восточных и южных островах. Часть прячется по родным и друзьям под носом у га-менов.

В министерстве царило непривычное оживление, болезненное возбуждение. Сотрудники собирались в коридорах, возле фонтанчиков с питьевой водой, у туалетов. По коридорам полз не стихающий шепот. Поговаривали, что арестован двоюродный брат одного из сотрудников. И сосед другого. А у третьего арестовали любимого школьного учителя.

– Из твоих знакомых никого? – спросил один из коллег А Бооня.

Тот покачал головой и отвернулся. Щеки у него горели. Боонь был уверен, что все написано у него на лице, что в глазах застыло лицо Сыок Мэй. Достаточно хорошенько вглядеться – и все сразу обо всем догадаются.

Как ни странно, но, подумав о Сыок Мэй, он тут же успокоился. Он повернулся к задавшему вопрос и почти надменно вскинул голову.

– Хорошо, что их всех задержали.

Сказав это, Боонь направился в свой кабинет и плотно прикрыл дверь. Потом вставил в пишущую машинку лист бумаги и беспорядочно застучал по клавишам. Мешанина букв на белом листе будто обретала некий тайный смысл, Боонь представил, что он восстанавливает секретный язык, утраченное наречие. И еще ожесточеннее заколотил по клавишам.

Накануне А Бооню поспать так и не удалось. Оставив Дядю в доме, они с Сыок Мэй пошли за лодкой. Она лежала там же, где и всегда, – в канаве под домом. Вместе они вынесли лодку на берег. Слабо светила луна, и А Боонь вспомнил, как в прошлый раз они с Натали выходили ночью в море. Силуэт Сыок Мэй вдруг обратился в силуэт Натали. Боонь замер. Жена носит под сердцем его ребенка.

– Боонь? – Голос Сыок Мэй звучал певуче в темноте, точно колыбельная.

– Что?

– Спасибо. Я же понимаю, что… Столько времени прошло. И мы не…

– Не надо, – быстро сказал он.

– Ладно.

Отказать в помощи он не мог. К тому же острова – самое безопасное место, за пределами кампонга о них никто не знает. Да и сами острова существуют будто за пределами времени и пространства. Если есть в мире место, где Сыок Мэй будет в безопасности, то это там. Боонь уже чувствовал, как его окутывает знакомое ощущение волшебства.

– Поплыли. – Он столкнул лодку на воду.

А Боонь занял место у двигателя, Сыок Мэй уселась прямо на пол лодки, привалившись спиной к его голым икрам. Какая теплая кожа у нее под тонкой рубашкой! Спустя все эти годы он снова чувствовал, что сходит с ума. А Боонь старался не шевелиться. На затылке у нее темнело какое-то пятнышко – грязь, мошка? Он наклонился и провел по пятнышку пальцем. Сыок Мэй не отпрянула и не обернулась, лишь теснее прильнула к нему.

– Я и не знал, что у тебя здесь родинка, – глупо пробормотал он.

– Ее и не было. Они с возрастом появляются. У меня они теперь по всему телу.

Стараясь не представлять этого, А Боонь завел мотор. Лодка двинулась вперед. Сколько раз он проделывал этот путь, сколько раз направлял эту самую лодку различными морскими тропами, рассекая воду, которая тут же смыкалась за кормой.