Ложь, и оба знали это. Чудесно бывает, когда он причаливает к берегу, а она ждет его под казуариновым деревом. Чудесно, когда они с налипшим на ноги песком, обнявшись, падают на пледы, еще хранящие тепло Сыок Мэй. Чудесно, когда они лежат, обнявшись, и следят, как солнце медленно опускается в море, показывают друг другу на птицу-носорога в ветвях или на диковинной формы облака, проплывающие мимо. Но где-то на окраине сознания всегда маячило невысказанное. Энь Соонь, Ян, Натали. Га-мены, охотящиеся на скрывающихся активистов. Имя Сыок Мэй – одно из сорока четырех в списке объявленных в розыск левых.
Беременность Натали делалась все более заметной. Боонь понимал, что с женой надо сейчас побережнее, и все же, вернувшись домой после того вызова к замминистра и поговорив с Натали, он с такой силой хлопнул дверью спальни, что на раме осталась трещина. Натали пыталась выглядеть спокойной, но голос у нее дрожал, а руки во время ссоры инстинктивно прикрывали живот. Она поступила так ради него, сказала она. Если острова действительно помогут решить проблему с песком и решение будет исходить от Бооня, это станет мощным толчком для его карьеры. Она знала, что предложи ему напрямую – он ни за что не согласится, вот потому и пошла с разговором к замминистра. Она только старалась ради него. Натали прижала ладони к животу: нет, ради нас. И какой вообще смысл скрывать эти острова теперь? Кампонг переехал, там больше никто не рыбачит.
С этим А Боонь поспорить не мог – не скажет же он, что они с Дядей прячут на острове Сыок Мэй. Когда Натали с замминистра искали острова, Сыок Мэй там еще не было, это произошло за несколько дней до облавы. И тем не менее он поежился, представив, как лодка с чиновниками бороздит море. Однажды совершив попытку, они вполне способны повторить ее. Сыок Мэй пока не нашли, но она в безопасности лишь благодаря присущей острову зыбкости, его волшебной призрачности, его нежеланию открываться кому-то, кроме Бооня.
– Расскажи еще раз, как оно бывает, когда луна растет, – попросил он.
– Я же хотела обсудить…
– Расскажи, – не отступал он, – потом обсудим.
– Ты как ребенок, – сказала Сыок Мэй.
И принялась рассказывать. Она прожила на острове уже две недели – достаточно, чтобы дождаться полнолуния, когда остров исчезает. Они всерьез боялись, что так оно и случится – представляли, как почва у нее под ногами исчезает, как спящая Сыок Мэй погружается в воду или растворяется в воздухе вместе с островом. На всякий случай Дядя оставил ей маленькую весельную лодку, та лежала на песке рядом с брезентовым убежищем.
Когда сгустилась тьма и всплыла полная луна, в воздухе потянуло холодом, как бывает на рассвете после долгой дождливой ночи. Песок под ногами никуда не делся, но каждая песчинка словно завибрировала, запела тихую песню. Сыок Мэй стояла на берегу, и ей чудилось, будто перед ней разворачивается вся ее жизнь. Она видела и остальные жизни, сплетенные с ее собственной, – Энь Сооня, А Бооня, маленького Яна, ее пропавших родителей, учителя Чи А, видела, как тонкие линии их судеб заметает песком.
В те минуты она вдруг ощутила за своей спиной чье-то присутствие и тут же поняла, что это ее родители. Она не обернулась, но почувствовала их дыхание на коже, колебания воздуха, шелест. И ее окутал поразительный покой. Она знала, что обернись – и они исчезнут, поэтому смотрела на темное море перед собой. А песок под ногами продолжал петь, и луна, слепяще-яркая, была точно окно в бархатной черноте неба. Так прошла вся ночь. С рассветом песок умолк, луна скрылась, а море сделалось серым и скучным.
– Что, если… – Боонь осекся.
– Ты сейчас о Па думаешь.
– Просто так хочется его еще раз увидеть. Хоть раз.
– И что бы ты тогда сказал ему?
А Боонь задумался.
– Не знаю. А что бы ты сказала родителям?
– Что со мной все в порядке. Что жизнь моя сложилась так, как они и хотели, и чтобы они не волновались. И они могут спокойно отправляться в следующий мир.
Интересно, а с ним самим все в порядке? – подумал о себе Боонь. Прожил ли он жизнь так, как того хотел Па?
– Что у меня есть сын, – тихо добавила Сыок Мэй, – и жаль, что они его не увидят.
А Боонь взял ее за руку. Сколько же всего Па не узнал о нем и его жизни. И все же на острове А Боонь остро ощущал присутствие Па, но тот был не призраком, что прячется в ветвях деревьев, – он был в душе и теле самого Бооня. Его длинные пальцы – это пальцы Па, его любовь к морю – это любовь Па.
– Я не могу жить тут одна, – сказала Сыок Мэй, – я тоскую по Яну.
– Ты тут не одна, – сказал А Боонь, – я с тобой.
Сыок Мэй сжала его руку.
– Дядя связался с одним моим коллегой, которому удалось сбежать за границу. Думаю, у меня тоже получится. И Яна возьму с собой.
– Что ты такое говоришь?
– Боонь, сейчас самое подходящее время.
– Почему?