– У га-менов слишком много проблем. Их проект по расширению земель зашел в тупик. Они арестовали множество людей, с этим тоже надо разбираться. Среди людей зреет недовольство референдумом, многие считают, что он проведен нечестно. А теперь еще нужно вплотную заниматься законодательством, подстраивать его под объединение с Малайей. Нужно разработать требования, удовлетворяющие гражданству…
– Но я не о том…
А Боонь умолк, охваченный паникой. Мысль, что Сыок Мэй покинет страну и растворится в неведомой для него жизни, была нестерпима. Ведь тогда он, возможно, больше ее не увидит.
– А о чем?
Он посмотрел на Сыок Мэй. Почему все исчезает? Па, кампонг, земля, Сыок Мэй? Нет, ее он не потеряет.
– Не уезжай, – попросил он.
– Ох, Боонь…
Затухающий свет, нежный ветерок. Сыок Мэй дотронулась до его щеки, и Боонь накрыл ее ладонь своей. Он смотрел в лицо Сыок Мэй, в ее поблескивающие глаза. Он так боялся снова потерять ее.
– А что, если я избавлю тебя от преследований?
Она непонимающе нахмурилась.
– Им нужен остров. Вот это им нужно, – А Боонь зачерпнул пригоршню песка, – и я могу отдать им его. При одном условии.
Морщины на лбу Сыок Мэй разгладились.
– Если ты сбежишь, тебе придется всю жизнь оглядываться. И ты никогда не сможешь вернуться. И Ян будет расти в изгнании. Разве ты хочешь для него такой судьбы? А если я предложу им сделку, мы сможем остаться. Или уехать вместе. Как захочешь.
– А Натали? И твой ребенок?
А Боонь отвел взгляд. Как объяснить, что он не бессердечен, что все наоборот? Что жить с Натали – значит жить в крепости, которую он сам же и возвел, за стенами из образованности, денег и статуса. Любит ли он Натали? Он уже и не помнит. Еще совсем недавно он верил, что любит, но теперь там, где прежде была любовь, зияет пустота. Значит ли это, что он бессердечный? Или что просто обманывался? У него не было ответа. Но он чувствовал, что его жизнь с Натали – это жизнь-призрак, фантазия, которую он сотворил искусственно. Ее он любит или то, что она значит для него? А любит ли он Сыок Мэй? Ни на один из этих вопросов ответа у него не было. Он знал лишь, чего хочет сейчас, яростно и безоговорочно.
– Мне нужна ты, – сказал он, – и я о тебе позабочусь. О тебе и о Яне.
А Боонь с отвращением услышал, как надтреснуто дрожит его голос.
Сыок Мэй закрыла глаза. Он понимал, что она обдумывает его слова. Возможно, прикидывает, какова будет ее жизнь рядом с ним. Хорошим ли отцом будет он ее ребенку. Достоин ли доверия.
Шорох волн заполнил тишину, и вернулся детский страх. Трепещущая рыба под ногой, плотная серебристая масса двигается, шевелится вокруг лодки. Рыба ушла отсюда, ее прогнали шум, выхлопы и грязь. Он впервые задумался, а куда, собственно, она подалась и нашла ли другие чистые воды, другое побережье? Куда попадает то, что уходит прочь? Прочь – это вообще где?
Наконец Сыок Мэй открыла глаза. В голосе ее звучала обреченность, которую он предпочел не слышать, ведь она противоречила ее словам:
– Хорошо. Поговори со своими га-менами.
Глава
42
Пролетали дни, страна бодро маршировала вперед. На горизонте маячила Независимость – манящее божество, требующее все новых жертв. Арестованные подавали протесты, составляли петиции, однако никого так и не выпустили. Левые силы организовали шествие к зданию городской администрации, протестуя против тюремного заключения соратников, но демонстрация переросла в стычки с полицией, и арестовали еще двенадцать человек. Ан мо были довольны. Га-мены продолжали их политику в отношении леваков. Подпольное коммунистическое движение было обескровлено, хотя бы на время. Позже с этой угрозой предстоит разбираться объединенному государству, которое официально появится в сентябре 1963 года. Ан мо снимут железные, пусть обтянутые бархатом оковы своего правления, и островное государство наконец обретет независимость от колониального правления.
Га-мены добьются для острова свободы. Это их победа, их история. Они поведут страну к ее новому будущему, погонят, если понадобится, вперед, и маленькое новое государство, словно завороженное огнями в окнах бетонных небоскребов, волшебным образом выросших из земли, повинуется им.
В кампонге сгорел шестой дом, а за ним и седьмой.
Тем вечером А Боонь заглянул в кампонг и застал Дядю дома. Устроившись на крыльце, тот латал старые сети. Боонь увидел его еще с ведущей к дому тропинки. Дядя сидел, широко расставив ноги, так что сеть спадала складками между колен. На какой-то мучительный миг показалось, что это Па, а самому Бооню снова семь лет, он бежит к дому, возвращаясь из школы, и радуется, что сейчас увидит отца. Боонь моргнул, и чары развеялись.
– Я думал, ты завтра придешь, – удивился Дядя и принялся сгребать сеть.
– Я к тебе, не к Сыок Мэй. – А Боонь показал старику свертки, которые он принес, – любимая Дядина лапша, сладковатая, прожаренная до черноты. – Думал, может, поужинаем вместе.
Дядя кивнул и сделал странное – вместо того чтобы убрать сеть на ее обычное место, под дом, он сгреб ее в ком и занес в дом.