Великое расширение

А Боонь последовал за ним. Дядя понес сеть на кухню, бросив на ходу, что захватит там тарелки.

Воздух в доме стоял непривычно спертый, все ставни закрыты, тоненький тюфяк лежал на полу в гостиной, рядом с обеденным столом, словно Дядя махнул на все рукой и решил ограничиться для жизни этим крохотным пространством. Однако, за исключением матраса на полу, все было по-прежнему – точно так же, как все те месяцы, что Дядя жил один. И все же что-то Бооня тревожило, что-то неуловимое – запах, что ли?

Как же тоскливо делалось каждый раз у него на душе от того, что место, прежде такое знакомое, настолько преобразилось. А Бооню казалось, будто он входит в капсулу, где хранится то, чего более не существует, что оно есть лишь для того, чтобы напомнить ему об утраченном.

И этот запах. В доме появился незнакомый запах.

Дядя принес тарелки и палочки, они с А Боонем развернули промасленную бумагу и вывалили лапшу на тарелки. Дом наполнился сладковатым ароматом, и Дядя впервые улыбнулся.

Принялись за еду. Наступившая тишина их не тяготила, она напоминала старую забытую рубаху, которую вытащили из шкафа и которая привычно ласкает кожу.

Постукиванье палочек звучало как беседа, и А Боонь жалел, что это не единственная их беседа сегодня вечером. Но вскоре тарелки опустели, остались лишь креветочные панцири и потеки густого черного соуса.

– Ма одиноко, – начал А Боонь, – ей хотелось бы, чтобы ты чаще ее навещал.

Дядя хмыкнул.

А Боонь положил палочки крест-накрест на щербатую тарелку и откашлялся.

– Прости, Дядя, – сказал он.

Дядя молчал. Тишина делалась тягостной. А Бооню показалось, что сам он, говоря о сложностях напрямую, поступает неправильно.

– Не за что тебе извиняться, сынок, – тихо проговорил наконец Дядя.

– Знаю… Я…

Бооню хотелось сказать, что чувства к Сыок Мэй пробудили в нем тоску по былой гармонии в его собственной семье. Что он был бы рад, стань все как прежде. Хотя что значит “как прежде”? Он хочет, чтобы кампонг вернулся? Хочет восстановить побережье, бросить работу, снова зарабатывать на жизнь рыбной ловлей?

Это невозможно.

Но он обменяет острова на свободу Сыок Мэй. Уйдет от Натали и начнет жизнь заново. И возможно, в этой новой жизни ему удастся заделать трещину в их отношениях. Вот только как рассказать об этом, он не знал, и вместо этого выложил Дяде свой план освободить Сыок Мэй.

– Ох, сынок, сынок… – тихо пробормотал Дядя.

– Что?

– Сыок Мэй с тобой жить не станет.

Жестокости в Дядином голосе не было, но Бооню показалось, что в открытой ране давно уже торчит нож, а он просто этого не замечал.

– Ты ничего не знаешь, – сказал он.

Дядя покачал головой:

– Я старик, я достаточно повидал и знаю, что люди не меняются.

– Ничего ты не знаешь, – повторил А Боонь. – Сыок Мэй меня любит.

– Да, так и есть, – согласился Дядя.

А Боонь не нашелся с ответом.

– Тебя она любит, но своего Энь Сооня все равно не бросит. Она надеется, что ты поможешь его освободить. – Дядя покачал головой.

– Чушь.

– Она не хочет, чтобы ее ребенок рос безотцовщиной, как она сама.

Нет, неправда. Откуда Дяде знать? Ему вообще ничего не известно о нем, А Бооне, о Сыок Мэй и их любви.

– Ты ничего не знаешь. – Других слов А Боонь придумать не смог.

– Да неужели? – Дядя выдержал его взгляд.

Внезапно А Боонь подумал о том, что Дядя каждый день бывает на острове, отвозит Сыок Мэй еду и воду. О чем эти двое говорят? Может, это правда? Может, она доверилась Дяде? Сыок Мэй ведь как-то сказала, что Дядя связался с ее соратником, сбежавшим за границу. Какую еще помощь Дядя втайне от него оказывал ей?

Пустые тарелки полетели на пол. Одна разбилась на три осколка, другая уцелела. От звона А Боонь подскочил и изумленно уставился на собственные руки. Это сделал он, а теперь еще и вскочил так, что стул перевернулся. А Боонь уперся ладонями в столешницу и наклонился к Дядиному лицу, ощутил кисловатое дыхание, одновременно знакомое и непривычное, как воспоминания о снах, что снились ему в детстве.

– Ты ничего не знаешь, посмотри на себя!

Он обвел рукой темный дом. Посмотри на свою жизнь, хотелось ему сказать. Ты даже Па не смог защитить. И нас защищал я.

– Хватит, – вздохнул Дядя, – прекрати, Боонь.

В его голосе звучал страх. Боонь молчал. Дядя дышал медленно и натужно. Но когда он посмотрел А Бооню в глаза, никакого страха в них не было.

– Пошли, покажу тебе кое-что, – спокойно сказал Дядя.

Холод расползся по спине Бооня. Он уже успокоился, в голове лишь бились слова: “Своего Энь Сооня она все равно не бросит”. Дом подступил к нему со всех сторон, стены давили. Снаружи волны разбивались о берег. Ветер. Этот звук приводил в ужас. Он тосковал по грохоту свайной машины, лязгу ленточного транспортера. Боонь жаждал доказательств того, что все переменилось. Однако ничего никогда не изменится.

Дядя стоял и ждал, когда племянник последует за ним на кухню. Но Боонь наклонился, подобрал уцелевшую тарелку и осколки второй, положил на стол. И, не глядя на Дядю, вышел из дома.