Великое расширение

Сейчас они вдвоем начинают новый жизненный этап. И то, что Ма этого не хочет, ничего не значит. А Боонь сам все решит. Разумеется, ему хочется быть причастным к тому, что происходит в училище. Ведь все эти годы он был не против, верно? Он же любит ее, да? Да, так и есть, все так и будет.

Вернувшись в дядин дом, Сыок Мэй принялась неторопливо собирать вещи. Она перебрала книги, пересчитала белье, обсудила с тетей последние новости о детях двоюродной сестры. Затем Сыок Мэй вызвалась подмести пол и помыть посуду, раз уж она столько дней отсутствовала и не помогала. Тетя с признательностью закивала и ничего не сказала про арест. В последние годы она относилась к Сыок Мэй скорее как к квартирантке, чем как к родственнице, явно дожидаясь того дня, когда Сыок Мэй выйдет замуж и уедет восвояси.

Сыок Мэй помыла посуду, подмела пол и окончательно собрала вещи. Солнце медленно ползло по небу. Начали подавать голоса вечерние птицы, а вечернее солнце окрасило волны розовым.

– Не пора тебе, малышка? – спросила тетя.

Сыок Мэй покачала головой. Она уже во второй раз перекладывала вещи в сумке.

– Ты бы поторопилась, не дело это – в темноте на автобусе ехать.

Молча, боясь, что голос ее выдаст, Сыок Мэй кивнула.

Где же Боонь? Все рыбаки уже успели вернуться, сходить на рынок, почистить рыбу, продать ее и почесать языками. Возможно, А Боонь вещи собирает, подумала она, или пошел ополоснуться. А вдруг… вдруг что-то произошло? Несчастный случай. Сыок Мэй вспомнила второго сына А Туна – когда-то того затянуло под нос лодки, и с тех пор он хромал. Или… Нет, это вряд ли, у них уже несколько поколений никто не тонул. Последним был дед А Бооня, пьяница и игрок, утонувший прямо на берегу. Нет, Боонь не утонул. И все же сердце Сыок Мэй забилось быстрее. Она схватила сумку, попрощалась с тетушкой, сказала, что вернется через несколько недель, и снова направилась к дому Ли.

Вечерний свет покидал небо. Под деревьями сгустились тени, словно их наколдовали прячущиеся в ветвях сверчки. Сыок Мэй ускорила шаг. Ничего с А Боонем не случилось, убеждала она себя. Наверняка его отсутствию найдется вполне разумное объяснение. Он извинится, что задержался, возьмет сумку, и они отправятся в долгий путь до остановки. Ей столько нужно ему рассказать, вот только с чего начать? С ареста, бледнокожего хама-полицейского, с ее первой речи, с того, что происходит в училище? Или с ответа на его вопрос? Сейчас Сыок Мэй понимала, что сравнивать его с Энь Соонем неправильно, в утверждении “Я люблю тебя” тоже содержится вполне понятный вопрос.

“Я тебя тоже люблю”. Она повторяла это про себя. Ведь что такое любовь, если не страх потери?

Вскоре за деревьями показался дом Ли. Сумерки. В окнах теплым желтым светом сияли масляные лампы. Сыок Мэй бросилась бежать, свернула с проселочной дороги и побежала через бурьян, через сухую листву, через обдирающий икры лаланг. Она подошла совсем близко и через открытое окно увидела сцену так четко, будто смотрела на картину.

Сыок Мэй замерла в нескольких шагах от дома, в высокой траве. Все они собрались за столом – Ма, Дядя, Хиа и Боонь. Она с облегчением вздохнула. Боонь жив и здоров. Она наблюдала, как семейство Ли ужинает. Несмотря на стрекотание цикад, Сыок Мэй казалось, что она слышит, как стучат палочки, как собравшиеся за столом тихо жуют, как мирно беседуют. Подобно большинству семей, Ли за столом разговаривали мало. Но просьба передать овощи, одобрительное причмокивание, выбор кусочка курицы для кого-нибудь из сыновей – это тоже своего рода беседа.

А Боонь жив и здоров. Просто он решил к ней не приходить.

Сыок Мэй хотела было постучаться в дверь и потребовать от Бооня объяснений, но тут через открытое окно до нее долетел смех. Хиа заткнул нос, Дядя стучал по столу, Ма хихикала, прикрыв рот ладонью. А Боонь, откинувшись на спинку стула, смеялся. Смех никак не стихал. Какие они счастливые, и как же хорошо им вместе.

В детстве Сыок Мэй часто снился один и тот же сон. Она потеряла родителей, братьев и сестер и теперь бредет по темному лесу. Наконец она видит дом и во сне осознает, что это ее дом. В окне она видит свою семью. Мать складывает выстиранную одежду, братья посадили в банку какое-то несчастное насекомое и забавляются с ним, отец читает вслух газету. Она радостно бежит к дому. Однако дверей там нет, окна не открываются, а родные не слышат ее криков. И она стоит возле дома, трава колет ноги, и ни войти внутрь, ни убежать оттуда Сыок Мэй не в силах.

А Боонь и не собирался к ней приходить. Сыок Мэй поняла: до их борьбы ему нет никакого дела. Она снова вспомнила их разговор во время акции протеста. В тот момент Сыок Мэй просто было некогда. Она наивно решила, что он, движимый чувствами, просто выбрал неподходящее время. Ее охватило раздражение, когда он предложил ей уйти, она так и не поняла, что это означало. Сейчас же до нее дошло: он всегда будет уговаривать ее уйти.