Великое расширение

Эти га-мены, в белых рубашках и белых брюках, – не то же самое, что ан мо. Это китайские законники, малайские журналисты, индийские лидеры всяческих объединений, бюрократы смешанных кровей, издатели-яванцы и экономисты-перанаканцы. Не все они родились на острове, но многие выросли здесь и считали себя местными, и у всех имелись амбиции, связанные с будущим их маленькой страны. После войны набрала силу борьба хотя бы за долю независимости, и теперь га-менами называли выбираемых чиновников, но сам остров по-прежнему оставался британской колонией. В вопросах военных и связанных с внутренней безопасностью все решали ан мо, они могли упечь в тюрьму любого местного политика, которого сочтут неугодным, и эту власть они уступать не собирались.

Одетые в белое, чтобы подчеркнуть чистоту помыслов, новые га-мены энергично создавали страну, которая соответствовала бы их представлениям. Они искоренили тайные сообщества, положили конец бандитам, терроризирующим лавочников, уничтожили сети проституток, наркоторговлю и игровые дома. Из киосков исчезли порнографические журнальчики, из баров – красотки, охотящиеся на клиентов. Даже музыкальные автоматы попали под запрет, как и автоматы для игры в пинбол, а радиостанциям запретили крутить набравший популярность рок-н-ролл. Позже музыкальные автоматы разрешили, но только при условии, что звучать будет музыка Бетховена и Шопена. Государственных служащих регулярно гоняли на уборку города – улиц, пляжей, парков.

Большинство людей одобряли такие перемены. Война и революция – игры для молодежи. Но всем хотелось сытно есть, иметь хорошую работу, жить в сухих домах и гулять по безопасным улицам. И казалось, что га-мены способны дать людям все это, а если для достижения цели им потребуется немножко жестокости, то почему бы и нет? К жестокости все давно успели привыкнуть.

Усилия га-менов не остались незамеченными и за пределами страны. “Пуритане без галстуков и костюмов!” – кричали заголовки иностранных газет. Ан мо теряли позиции повсюду в Азии и Африке, а появившееся на острове новое поколение лидеров яростно критиковало колониальные власти с их принципом невмешательства и беззаботной снисходительностью. В отличие от них, га-мены были пуританами поневоле. Они сажали деревья и убирали мусор, строили культурно-развлекательные центры, но и, вооружившись кастетами, подкарауливали в темных переулках своих оппонентов. Они бы весь мир поменяли к лучшему, но начать решили с собственной маленькой страны, с крохотной островной колонии.

В минувшее десятилетие ночные аресты и нескончаемые студенческие протесты сделались обычным делом. Протестующих безжалостно разгоняли при помощи слезоточивого газа и дубинок, а политиков сперва до небес превозносили, а на следующий день кидали за решетку. Страна менялась на глазах, однако перемены в основном ограничивались городом, а кампонг А Бооня, как и другие деревни, оставался все тем же кампонгом.

Впрочем, некоторые изменения добрались даже до рыбацкой деревни. Например, возле лавочки Суи Хона вырос новый культурный центр – большое здание из кирпичей и бетона, с металлической крышей. Чтобы построить его, потребовалось шестнадцать недель и огромное количество рабочих. Разворотили они все невероятно, а чтобы залить фундамент во влажную землю, понадобилось немало грузовиков с бетоном. Грохот стоял невыносимый, много дней в воздухе висели клубы пыли.

Сейчас здание почти достроили – по крайней мере, А Бооню так казалось. Грузовики уехали, строители исчезли так же быстро, как появились. На слепяще-белом фасаде висел плакат, который извещал, что церемония открытия состоится на следующей неделе. Жители кампонга относились к новшеству с опаской. Большинство на открытие решили не ходить. Нельзя верить га-менам – ни их белой одежде, ни кирпичным зданиям, с виду таким прочным и надежным, но возведенным – жители кампонга знали это – на зыбкой почве.

Возможно, именно поэтому га-мены и явились сегодня – пачкают свои блестящие “оксфорды” болотной жижей, прикрываются панамками от палящего солнца, изучают прибрежную полосу, заросшую перекрученными деревьями. Возможно, подыскивают место для еще одного культурного центра, нелепого здания, не нужного никому в кампонге.

Однако какой в этом смысл – зачем им понадобилось болото, если чуть дальше от моря есть твердая почва? Нет, дело еще в чем-то, размышлял А Боонь с безотчетным недоверием. “Сторонись га-менов, лакеев ан мо”, – гласила старая присказка, отточенная послевоенным десятилетием, когда сам А Боонь состоял в одной партии с Сыок Мэй.

Он пристально следил за фигурами в белом.

Га-мены принадлежали городу с его внушительными колониальными фасадами и ярко раскрашенными шопхаусами. Там они выглядели как ничем не примечательные конторские крысы, снующие по вечно меняющемуся городскому пейзажу. Они были деталью городской жизни, вписанные в прочие ее признаки: тротуары, многоэтажные здания с огромными стеклянными окнами, прохожие в красивых, но непрактичных нарядах.