Великое расширение

Здание выглядело безжизненным. Со стекол еще не сняли защитную бумагу, перед главным входом была натянута оранжевая лента. Зато мусор и остатки стройматериалов вокруг здания – штабеля кирпичей, доски, смятый брезент – убрали. Еще удивительнее, что вокруг здания, там, где прежде был красноватый пустырь, разбили газон. Из земли уже торчали зеленые травинки, все одной высоты, точно сделанные на фабрике и уложенные тут в виде большого ковра.

– Ты глянь только, – фыркнул Дядя, – мало того, что с нас налоги дерут, так еще и выстроили вон чего. Зачем? Следить за нами?

В знак согласия А Боонь кивнул.

Дядя покачал головой.

– Налоги. Регистрация, – мрачно проговорил он.

– Дядя, это не одно и то же, – возразил А Боонь, – га-мены не японцы.

– А ты откуда знаешь?

– Да брось, – отмахнулся А Боонь.

Он знал, каким все это представляется Дяде. Говорили, будто ан мо по наущению га-менов отправляют в тюрьмы их политических противников, будто они поджигают дома упрямцев, которые не желают переезжать. Но и это еще не все. С войны Дядя боялся людей, одетых по форме. Для него форма означала власть и жестокость. Силу, способную подхватить и в одну секунду раздавить тебя, – он не сомневался, что власть предназначена лишь для подавления.

– Держись подальше от га-менов, – сказал Дядя.

Внимание А Бооня привлекло большое объявление на стене центра, рядом с плакатом о церемонии открытия. Прежде он этого объявления не видел – похоже, его повесили сегодня утром.

Требуются сотрудники, готовые заняться общественно-полезной деятельностью.

Они проехали мимо, но А Боонь все смотрел в зеркало заднего вида, в котором отражался белый квадрат на стене.

Дядя высадил его возле дома. На болоте никого не было, га-мены исчезли.

– Боонь, – позвала Ма, – к тебе друзья пришли.

Он разулся, оставив грязные шлепанцы у порога, и вошел в дом. За кухонным столом сидела Сыок Мэй. Забранные в две блестящие косы волосы, словно витые канаты, падали на плечи. Увидеть ее А Боонь не ожидал, его словно уличили в чем-то недостойном, будто Сыок Мэй подслушала беседы, которые он вел с ней у себя в воображении. И тем не менее его пронзила радость от того, что она рядом, он точно стряхнул с себя долгий сон.

– Боонь, – тепло проговорила она, вставая.

А Боонь заметил, что она не одна, – и верно, Ма же сказала “друзья”. Позади Сыок Мэй маячила фигура Энь Сооня. Тот тоже поднялся, подошел и хлопнул А Бооня по плечу.

– Твоя Ма рассказала о га-менах, – начала Сыок Мэй. – Что-то случилось?

Она добавила, что га-мены пошли по стопам ан мо – изымают из обращения книги, связанные с марксизмом. Поднявшись на плечах китайских рабочих, га-мены заклеймили представителей левых партий, назвав их коммунистами, и по примеру ан мо принялись арестовывать и обвинять, а все ради того, чтобы убедить колониальных хозяев предоставить им полную власть. Две недели назад близкого друга Сыок Мэй арестовали лишь за то, что у него нашли один-единственный томик.

А Боонь с трудом понимал, о чем она толкует. Вот она стоит перед ним, рядом с креслом, в котором сидела еще девочкой и помогала ему с чистописанием. Словно и не прошло почти два десятка лет – как такое возможно? И он снова испытывает мучительное желание коснуться ее щеки, прижаться к ней…

– И знаешь, что за книга? “Империализм как высшая стадия капитализма”, – сказала Сыок Мэй. – Смешно, да?

Смешно? Он не знает, смешно или нет. А Боонь подумал о сияющих в лучах палящего солнца белых рубашках. О замерах, которые га-мены делали на болоте, об объявлении о наборе персонала.

– Остерегайся га-менов, – покачал головой Энь Соонь.

Энь Соонь положил руку на спину Сыок Мэй. В другой руке он держал ополовиненную бутылку апельсиновой газировки. Боонь представил, как Ма предлагает Энь Сооню газировку – гостеприимно, радушно. Полные губы Энь Сооня блестели, длинные, уложенные гелем волосы закручивались в завитки.

Это друг, напомнил себе А Боонь. Бессмысленная присказка, которую он повторял вот уже много лет. Он попытался воскресить в памяти совместные пикники, долгие вечера за чтением и спорами, ощущение товарищества. Энь Соонь не виноват, что Сыок Мэй выбрала его.

А Боонь внезапно заметил, что руки у него до сих пор липкие от рыбы, под ногтями чернота. Он потер ладони о майку, на которой темнело большое ржавое пятно, – потрошил рыбу для одной придирчивой домохозяйки и заляпался рыбьими потрохами.

– По-моему, ничего страшного. – А Боонь взглянул на Сыок Мэй. – Они обследовали болото.

– Вон оно что, – протянула она, и в голосе ее зазвучала прежняя теплота, словно они с А Боонем снова обменивались мыслями, шагая по какой-нибудь прибрежной тропинке.

– Да, – А Боонь чувствовал, как краснеет, – они…

– Болото? – перебил Энь Соонь. – И с какой именно целью они его обследовали?