Ему пришлось заполнить бумаги, много бумаг. Имя, адрес, дата рождения, предыдущая профессия, образование, профессия отца, его образование и так далее. А Боонь писал медленно, мелким, убористым почерком. Ему казалось, что за ошибку придется заплатить и везенье его закончится. Жалованье составит сорок долларов в день, сумма невероятная, почти вдвое больше того, что приносит продажа рыбы даже в самый удачный день. Бооню выдали аванс за первые недели, чтобы он купил необходимую одежду. К работе он приступит на следующей неделе.
В чем именно заключается работа, он так и не понял, однако уяснил, что ему следует находиться здесь и рассказывать местным жителям об услугах, которые предоставляет этот центр. Он подумал, что, скорее всего, основной интерес у них вызовут телевизор, столы для пинг-понга и площадка для бадминтона.
Перед тем как попрощаться с А Боонем, Натали протянула ему листок бумаги с написанным от руки адресом.
– Не обижайтесь, – быстро проговорила она, – но сейчас многие посещают курсы.
Она заверила его, что английский у него неплохой (он знал, что это неправда), но если немного подтянуть язык, вреда не будет. Она говорила как друг, а не как начальник. Если он думает о продвижении, то это неплохое начало.
Натали говорила так искренне и так деликатно дотронулась до его локтя, что А Боонь не обиделся. Да и наивным он не был. Все, что она говорит, – верно. Суи Хон тоже отправил двоих сыновей на курсы английского, и старания окупились: теперь оба работают в городе, на хлебных местах клерков в крупных торговых компаниях.
“Если он думает о продвижении”. А он о нем думает? Может, и нет. Он лишь знает, что прежняя тропинка, переплетенная с жизнью Сыок Мэй, закончилась. И неужели он столько учился, чтобы вернуться к рыбной ловле? Нет, он жаждет большего. Слишком долго он полагался на волю случая, а тот бросал его, как волны швыряют легкую лодчонку. Сперва годы жестокого правления японцев, убивших Па. Потом отнимающее все силы и время коммунистическое движение, которое забрало у него Сыок Мэй, – движение, с каждым днем все более опасное для нее.
А Боонь понимал, что сила на стороне га-менов. В силе он и нуждался – не только для себя, но и для всех, кто ему дорог. Если он будет сильным, то больше не позволит управлять собой.
Он вежливо поблагодарил Натали, сложил листок и убрал его в нагрудный карман – бумажный щит, призванный уберечь его от неведомого будущего.
Глава
23
Кое о чем Хиа не рассказывал никому. Он устал ловить рыбу. Он никому об этом не говорил, поскольку это не имело значения. Рыбу ловят, потому что надо, потому что это его жизнь. Мало ли от чего ты там устал.
Однако время от времени Хиа вспоминал, каким огромным было море в его детстве, каким храбрым был отец, выходивший в это море. Самое раннее воспоминание: он вместе с Па плетет свою первую крабовую ловушку, а податливые ротанговые ветви никак не изгибаются ровно, как он задумал. Как же он гордился, когда Па положил в его кривобокую ловушку приманку и опустил ее в воду. Какой искренней радостью озарилось лицо Па, когда позже, вытащив из моря ловушку, они обнаружили в ней пару маленьких крабов, ползущих по перекошенной стенке.
Его первая крабовая ловушка. Его первый выход в море вместе с Па. Его первый поход на рынок. Его первая вылазка к этим странным островам, которые нашел его младший брат. Первый выход в море вместе с Дядей после смерти Па. Первая лодка после женитьбы на Гэк Хуаи. Вскоре еще кое-что случится впервые: сыну исполнится шесть, Хиа возьмет А Хуата с собой в море, как в свое время Па взял его самого.
Хиа по-прежнему любил все это: безветренные вечера, когда над водой висит зной; слепящие и такие привычные полудни, когда морские птицы, издали напоминающие кресты, прорезают подрагивающий от жара воздух; муссонные дожди, превращающие море в мутный суп. И все же он устал от этого – возможно, так же, как некоторые мужчины устают от любимых жен, которых все равно никогда не покинут. Порой в море его охватывала растерянность, он забывал, давно ли поставил сети, принимал далекую серую полосу за дождь и возвращался раньше обычного, оставлял металлические крюки ржаветь на крыльце. Когда-то море казалось ему бескрайним приключением, теперь эта безбрежность обернулась своего рода клаустрофобией.