Сыок Мэй говорила тихо и торопливо. Она стояла так близко, что Боонь чувствовал на лице ее горячее, прерывистое дыхание. Ему захотелось вдохнуть поглубже, впитать ее. Вот оно, невидимое течение, которое неминуемо сводит их вместе. И Сыок Мэй, даже не осознавая, тоже это чувствует. Она говорила о профсоюзах и га-менах, но в ее взгляде, в голосе А Боонь улавливал теплоту, не имеющую ничего общего с политикой.
Пока она говорила, А Боонь поглядывал на пол. Несмотря на старания тетушки Хок и ее стоявшей сейчас в углу метлы, пол был вечно усыпан тонким слоем песка. Тетушка Хок уверяла, что песок приносят дети – набивают им карманы и, пока она не смотрит на них, раскидывают по полу. А Боонь внимательно наблюдал за детьми, но ни разу не заметил ничего подобного. Он находил небольшие кучки песка в самых неожиданных местах – в расположенном далеко от входа туалете, у закрытой комнаты для документов, в кухонной раковине. Каждый раз А Боонь сметал песок в совок, однако вскоре песок снова появлялся, необъяснимый и загадочный, как острова.
Натали печатала мемо, и металлический стук клавиш превратился вдруг в чириканье особенной сказочной птицы, что прячется среди толстых веток в густом, нетронутом человеком лесу. Тишина в центре отступала перед стрекотаньем насекомых, шелестом пальмовых крон, далеким шорохом волн. Он слышал восторженные крики мужчин, которые исследуют неизвестный берег. Его отец с куском мореного дерева в руке показывает на усыпанное фруктами дерево, на птицу с ярким гребнем. Он сам и Сыок Мэй. Огромный валун, семечко каучукового дерева на ладони.
– Я не пойду, – сказал А Боонь.
– Что? Почему? Ты хочешь тут остаться? Ради чего?
– Прекрати, – резко сказал он.
– Что прекратить?
– Сама знаешь. Не смей… – А Боонь осекся. “Приходить сюда и снова втягивать меня в это”, – подумал он, но не сказал.
Сыок Мэй открыла рот, чтобы возразить, но лицо ее исказилось, и она закрыла рот. Они долго молчали.
– Но ты мне там нужен! – выпалила она. – Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Это важно.
– Для кого? Для кого это важно?
“Для меня” – вот какого ответа ждал он. На миг маска упала с ее лица, уступив место давним чувствам. Но затем рука ее машинально дернулась к животу, словно защищая его от А Бооня. Выпуклость, изогнутая линия, похожая на холм, на остров, когда-то исчезающий и появляющийся.
– Это важно, – повторила она. – Приедешь?
– У меня работа.
В ее мире он чужой, и она это знает. И рыбачить вечно он тоже не может. Мир меняется, в нем можно жить новой жизнью, так почему бы не ему?
Сыок Мэй недоверчиво тряхнула головой.
– Возможно, – сказал А Боонь, – все не так плохо. Га-мены строят жилье для людей. Отменили плату за школы. Чем это плохо?
Сыок Мэй раздосадованно цокнула языком.
– Ну так чем, скажи, – настаивал Боонь, – чем?
– Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены, – отчеканила Сыок Мэй, и ее подбородок дернулся вверх.
– Что?
– Ленин. Забыл, что ты тоже это читал? Власть имущие, буржуазия, га-мены! Они притворяются марксистами, чтобы втереться к людям в доверие, делают вид, будто цель государства – примирить классовые противоречия. Но они врут. Мы это знаем. Власть передается одному классу, государство всегда – инструмент угнетения одного класса другим. Создание “порядка”, легализация и оправдание угнетения при помощи регулирования межклассового конфликта…
– Прекрати. Какое Ленин имеет ко всему этому отношение?
“Какое Ленин имеет отношение к нам двоим?” – хотел он спросить.
А Боонь заметил вдруг, что по-прежнему касается ее локтя. Сыок Мэй отпрянула и обхватила себя руками. Сердце кольнула боль. Ее темные блестящие глаза, глубокие, словно озера, как и раньше, тянули его нырнуть в них. Но нет, он не станет.
Она моргнула, еще раз.
– Ладно, – произнесла она наконец и вздохнула.
Ее вздох, долгий и медленный, прошел сквозь него, словно порыв холодного ветра.
Глава
26
Когда через несколько дней А Боонь попросил Натали научить его печатать на машинке, она удивилась. Разумеется, этого делать она не станет, потому что обучение сотрудников в ее обязанности не входит. Но если он захочет пойти в вечернюю школу, то общественный центр, конечно же, выделит ему субсидию, которая покроет взносы.
А Боонь поблагодарил ее.
– А субсидия, – робко спросил он, – может покрыть и курсы английского?
Натали удивилась еще больше. Она считала, что А Боонь, как и многие другие, получившие образование в китайских школах, проигнорировал ее совет, который она дала ему в начале их знакомства. Натали не настаивала – это не ее обязанность. Однако сейчас, глядя на его честное лицо, она поняла, что он уже давно обдумывал ее предложение, возможно набираясь смелости, чтобы спросить.
– Уверена, что и это можно уладить, – ответила она.
Но он по-прежнему выглядел встревоженным.
– Еще что-то? – спросила она.
– Учился я давно, – медленно проговорил А Боонь. – Возможно… возможно, зря я это придумал.