Великое расширение

Натали присмотрелась к нему внимательнее. Костлявые натруженные руки – не руки, а два узла из суставов и пальцев. Кожаные ботинки, как всегда, были тщательно начищены, ни единого пятнышка, несмотря на то, что каждый день – Натали это знала – А Боонь идет по пыльной проселочной дороге. Она подумала, что, наверное, по утрам, перед входом в общественный центр, он снова начищает их.

В А Бооне чувствовалась серьезность, какой не было в мужчинах, флиртовавших с ней на вечеринках, которые устраивали ее сестры, – мужчинах, даривших ей безделушки и настаивавших на том, чтобы проводить ее домой. А Боонь не болтал о новых фильмах и не отпускал шуточки об общих знакомых. Он не пил пива, не курил и, похоже, вообще не понимал, что такое безделье. Как же он отличался от остальных мужчин, встречавшихся ей в жизни. Даже сотрудники из министерства, несмотря на образованность и полагающиеся их классу привилегии, выглядели ненадежными, будто ничто в мире их не волнует. А Бооня, кажется, волнует все.

– По-моему, у тебя все получится. Ты и так уже лучше многих. – В эти слова Натали постаралась вложить всю доброту, на какую была способна.

А Боонь покачал головой и отмахнулся от комплимента, но Натали видела, что от ее похвалы он буквально засиял. Кивнув, Боонь сказал, что запишется на курсы нынче же вечером.

Кто же такая Натали? Дочь перанаканов, получившая британское образование. В отличие от бабушек и дедушек А Бооня, прибывших с Материка несколько десятилетий назад, предки Натали, китайские купцы, осели в этих краях на столетия раньше, ассимилировались и достигли процветания в эпоху правления ан мо. Ее отец был уважаемым владельцем каучуковых плантаций, расположенных на севере острова. В чем-то ее детство напоминало детство А Бооня. Она тоже просыпалась под утренние крики птиц и девчонкой бегала босиком по плантации, ловя солнечные искры, спрятанные в каплях росы на матовых листьях. Когда ей было пять, отец научил ее собирать сок каучуковых деревьев. Плантацию она обожала и жалела каждого заблудившегося красного муравья, каждую живую ветку с загнившими листьями.

– Им больно? – спросила она отца, увидев впервые, как он делает надрез на коре дерева. До рассвета оставалось еще несколько часов, утро выдалось сумрачное и прохладное. Натали держала газовый фонарь, а отец развернул кривой нож и ровной полосой срезал кору.

– Совсем не больно, – ответил отец.

– У них как будто кровь идет. – Девочка встревоженно наблюдала, как на дереве выступает белая живица, как собирается в крупные капли и как те медленно скатываются по коре в металлическую чашку. Несколько капель упало мимо чашки.

– Очеловечивание – опасный прием. С ним следует быть осторожнее, – медленно проговорил отец. Он вытянул руку и поправил чашку, чтобы живица не проливалась.

– Очелове… – Натали потерла одной рукой глаза. Светильник в другой руке качнулся.

– Значит относиться ко всему, как к человеческим существам. – Отец забрал у нее светильник.

– Почему опасный? Поступайте с другими так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами, – процитировала она. Зазубренные в воскресной школе слова почти машинально слетели у нее с языка.

Отец ласково дотронулся пальцем до подбородка дочери.

– Господь благословил их, – сказал он, – и Господь сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле.

Натали задумалась. Столько власти в руках человека – это страшно. Но разве не люди насадили ровными рядами каучуковые деревья и добывают из них живицу? В этом присутствует красота, а мысль, что Господь отвел каждому существу свою цель и свое место и поставил человека следить за этим, успокаивает. К тому же девочка верила всему, что говорил отец, и считала, что так все и есть.

Прошли годы, пожары погубили плантацию, отец Натали, постаревший или слишком уставший для новых начинаний, впал в апатию и пьянство, и Натали часто думала, что это деревья отомстили за себя. Особенную боль она испытывала, когда отец, чьи слова она когда-то принимала за истину, сделался непредсказуемым и бродил по дому, словно старый больной пес. У Натали было четверо братьев и три сестры, в лучшие времена их большая католическая семья процветала и ни в чем не знала отказа. Однако после того, как плантация сгорела, а отец взялся за бутылку, их одноэтажный дом с верандой в деревенской тиши стал Натали в тягость. Причиной тому была невысказанная обида матери, слабость отца, настырность братьев и сестер, спешивших откусить кусок пожирнее от семейного состояния, пока оно не исчезло.

Натали старалась пореже бывать на плантации и проводила вечера в школе, помогая монахиням. Постепенно она стала одной из их любимых учениц и прославилась своим прилежанием, хотя к учебе оно почти не имело отношения. Именно монахини настояли, чтобы родители Натали оплатили ее занятия с частным преподавателем, – девочке нужен аттестат о полном среднем образовании.