Венец пастуха (Пастушья корона)

Это было дико, это было захватывающе, почти убийственно… и это единственное, что они смогли рассказать позже, потому что абсолютно убитые люди обычно ничего уже рассказать не могут.

Еще это было пугающе. Самое страшное, что случалось с каждым из ребят. Даже за ревом воды они слышали вопли лесорубов. А там, там… следом за ними по воде приплыло то, что никто не хотел рассматривать внимательно.

Их путешествие закончилось в затоне между стволов деревьев. На перевалке было полно людей, крупных, здоровых с металлом в руках, очень злых из-за испорченного леса. Пока они собрались идти наверх, оттуда были слышны смех и вопли… а потом все стихло. Эльфы ушли.

* * *

Мельник из Вонючек[42] был человеком благочестивым. Мельница сама по себе сложно устроена, и ее колеса вращаются постоянно в разных направлениях. Его настоящим кошмаром, который, как он надеялся, никогда не случится в жизни, была поломка мельницы, когда все эти сложные колеса разъедутся в разные стороны. Но пока они вращались, вращались хорошо, и мельник был самым счастливым человеком на свете, потому что хлеб нужен всем.

Однажды ночью явились эльфы, и о! — они начали шутить с мукой, дырявили мешки, бросали в зерно насекомых и посмеивались над мельником.

Но они совершили огромную ошибку.

Мельник молился Ому, и когда он получил его ответ… или скорее то, что он принял за ответ в своей голове как раз такой, какой он хотел услышать от Ома… он передал его эльфам. Пока мельница работала, вокруг эльфов вращались колеса из железа, чудесного железа, холодного железа — как в часовом механизме.

Мельник запер на мельнице все выходы, чтобы никто не мог оттуда выбраться. Всю ночь были слышны крики, и когда его друзья спросили его как он это устроил, он просто ответил:

— Жернова в Вонючках мелят медленно, зато очень тщательно.

* * *

В Спящей Лощине старая матушка Григгз проснулась с запутанными в страшный клубок волосами в своей постели, набитой ужасно колючим чертополохом… под хохот эльфа, сидящего верхом на упавшей на колени в конец измученной от ночной скачки буренке…

* * *

Старый, горбатый зеленщик тянул свою тележку — единственное средство своего существования — на городскую площадь, напевая: «Вот огурцы, чтобы попрятались гномцы, а вот от эльфов лучок, чтобы заболел у них бо… ай!»

* * *

У подножия Овцепиков юная девица по имени Эльза щекоча цветком подбородок вдруг отпустила руку своей младшей сестры, позволив малышке уйти к реке, пока сама сидела, влюбленно уставившись в глаза отцовского осла… а неосторожный путешественник удалялся все дальше в лес, танцуя под бесконечную эльфийскую музыку, которую исполняли окружившие его эльфы, веселящиеся над его беспомощностью…

* * *

Цапель Загнанный — бог всего мелкого и мягкого, употребляемого в пищу — забрался под куст и спрятался там, пока эльфы забавлялись с семейством юных кроликов…

Глава 14 Сказка о двух королевах

Тиффани забрала Ночную тень, ставшую теперь очень мелким и несчастным существом, на отцовскую ферму, спрятав ее на время путешествия под своим плащом, а на месте помести в ее под охраной фиглов на старом сеновале.

— Здесь чисто и тепло, — объяснила она, — и нет железа. Скоро я принесу тебе поесть. — Тиффани строго посмотрела на фиглов — у них был предвкушающий вид. Скоро эльф останется сам по себе. Что же им с ним сделать? — Роб, Двинутый Крошка Артур, Великучий Ян, я лишь схожу за мазью для Ночной тени, чтобы помочь ей с ранами, а вам запрещается ее трогать, пока меня не будет. Ясно?

— Ой, агась, — весело ответил Роб. — Геть офски и оставь редиску нам. — Он посмотрел на эльфа. — Ежель тот эльф чо удумает, ну знашь, мы забронены. — Он покачал своим мечом, чтобы стыло ясно, что у него чешутся руки пустить его вход.

Тиффани повернулась к Ночной тени:

— Я карга этих холмов, — сказала она, — а эти фиглы слушаются моих наставлений. Но они не похожи на тебя и твой народ, поэтому я предлагаю вам, мадам, унять характер и соблюдать правила игры. Иначе будет расплата.

А потом она и в самом деле ушла. Но быстро обернулась туда и обратно, поскольку не доверяла эльфу, а фиглам еще меньше.

Когда Тиффани вернулась и намазала Ночную тень мазью, стало казаться, что с каждым движением маленький эльф расцветал сильнее, становясь все красивее. Вокруг нее начали сверкать искры, которые стали обволакивать все вокруг словно сиропом. Эльф пропел:

— Разве я не красива? Разве не умна? Я величайшая королева из всех королев!

Тиффани показалось, что ее ощущения изменились. Но она была к этому готова и подумала: «Не на ту напала, дружок». В слух она произнесла:

— Не пытайся пробовать на мне свои эльфийские штучки, мадам!

Но все равно ощущала на себе эльфийскую магию, словно медленное наступление рассвета…

Поэтому она прикрикнула:

— Не пробуй на мне свое очарование, эльф! — И добавила пастушью поговорку, которую часто повторяла Бабуля Болит: — Ян-тан-тетра, — повторяла она снова и снова, пока эти слова не помогли ей полностью очистить разум.