Венский стул для санитарного инспектора

ЭТО было на нём. Худое, неровно отрезанное с нижнего края, побитое молью покрывало грубой шерсти неопределённо-бурого цвета.

* * *

Оберег из полы плаща св. Пантелеймона, покровителя врачей и больных

Исцелявший силой молитвы Пантелеймон лишил доходов многих врачей, безмездно даруя больным исцеление. И ожесточился на него император Максимиан и приказал истязать его. И истязали его. И с камнем на шее Пантелеймон был брошен со скалы в море, и остался невредим. И снова истязали его. И вешали его, и жгли огнём и рвали железными когтями его, и колесовали его, и бросали его в кипящее олово, и топили его, и бросали его на растерзание диким зверям. И оставался невредим он, и дикие звери лизали ему ноги.

Император, узнавший это, приказал отсечь ему голову. И привязали его к масличному дереву, и стал он молиться, и затупился меч, и не смог отрубить ему голову, и не причинил ему вреда. И голос с небес призвал Пантелеймона в царство небесное, и попросил тот воинов исполнить приказ. И отрубили ему голову, и потекло молоко вместо крови, и зацвела маслина и покрылась плодами. И не сгорело брошенное в костер тело великомученика, и было погребено христианами, и частицы мощей его и одеяния его продолжают исцелять верующих во имя Господа.

* * *

Женский комитет уже не заставал в доме следы разрушений. Джейк Саммерс перестал бродить по дому. Усталых, измученных работой дам настигла другая беда.

Несмотря ни на что, инспектор Роблин являлся почти ежедневно, с упорством маньяка изводя их наставлениями о том, что и так было сто раз сказано и написано везде. Упорству инспектора стоило отдать должное: уже трижды он лично выносил из гостиной венский стул с хищной щелью между узкими дощечками сиденья. Женский Комитет каждый раз заинтригованно переглядывался, заметив ёрзанье инспектора, который старался не подавать вида. Но инспектор был человеком старой закалки. Ни при каких обстоятельствах он не уронил бы своего достоинства при дамах и, как солдат, держался до конца.

То, что стул всякий раз оказывался на своём месте, было вполне объяснимо: дамы строго соблюдали порядок. Инспектору всякий раз учтиво предлагали присесть, а все вещи неизменно возвращались на свои места. Засучив рукава, он потихоньку вынес стул из дома однажды утром и швырнул в кузов грузовика, вывозившего мусор.

Тем не менее, в следующий его визит стул по-прежнему стоял на своём месте. Видимо, в доме нашёлся второй. Дамы не виноваты, что второй стул оказался такой же рассохшийся, как и первый. Инспектор едва сдерживался, чтобы не вскочить. Он мужественно терпел, понимая, что придётся отвечать на вопросы и утешаясь тем, что воспитание не позволит дамам их задать.

Однако миссис Христодопуло принадлежала к ещё более старой гвардии, чем инспектор. Её молодость прошла во времена, когда девушке приличнее было умереть, чем произнести «ноги» или, боже сохрани, «штаны». Зато в гостиных в те времена светски обсуждали такие подробности визитов к врачам, что в наше время подобная откровенность вынудила бы пациента застрелиться от позора.

Пожилая леди посоветовала инспектору отменную мазь от геморроя. Когда он с негодованием отверг совет, посетовала на то, какие страдания доставляет людям нервная экзема на нежных местах. И сообщила, что знает чудесный отвар для компрессов.

Инспектор отверг и это предложение. Ради нашего общего блага, сурово сказала старая дама, он обязан показать доктору свой тыл.

А когда инспектор стал отнекиваться, высказала несколько замечаний о мужчинах, у которых не хватает духа на такой пустяк, когда они нужны городу. И добавила: если инспектор намерен упрямиться, она намерена послать за помощью. Попросить кузнеца, так сказать, помочь делу.

Саммерс как раз выпрямился над тазом, когда она вошла. У него уже не было сил сопротивляться и он позволил старой даме вытереть ему лицо влажным полотенцем.