В конечном счете, ответ в самом человеке. Он получает дар благодаря каким-то своим качествам и расстается с ним тоже из-за каких-то своих качеств. Бог действительно дает человеку свободу. Поскольку Он абсолютное Существо, Его дары абсолютны, и наша свобода абсолютна. Но свобода Бога все равно больше человеческой. Это как две прямые, которые идут параллельно и вроде бы не пересекаются, одна на другую не влияет и не стесняет ее свободу, но одна постоянно бежит над второй. Вот эта прямая – воля Божья. На самом деле, мне кажется, что Его воля вмешивается в события тогда, когда человек об этом просит и когда этого ждет. Вот я, к примеру, когда молюсь, никогда не прошу помочь мне писать. Это мое дело, я мужчина, и должен выполнять свою задачу, а не просить. Но когда речь идет о здоровье – я прошу со слезами, потому что это за пределами моих возможностей.
В других случаях Его воля проявляется как некое страшное наказание. Бывает, кто-то теряет человеческий облик и, образно говоря, превращается в некую каракатицу, так что приходится уже вмешаться высшим силам.
Собрать «лайки» на небесах
Я бы не сказал, что влюблен. Причем не потому, что я стесняюсь признаться, был бы влюблен – признался бы. Написав роман «Лавр», я расстроился. Вначале он мне виделся гораздо лучше, а то, что получилось, оказалось ниже планки, которую я сам себе поставил. Хотя все тут зависело только от меня. В общем, не могу сказать, что я очень люблю свои тексты. После того, как их заканчиваю, всегда становлюсь к ним равнодушен.
Я ленив и ничего не переделываю. Есть вещи, которые мне нравятся одно время, а потом приходит равнодушие.
У меня много наград и премий – и российских, и международных. Этого всего жаждешь на первом этапе. А потом уже думаешь о других «призах». Мне действительно хотелось бы остаться в чьей-то памяти. Со временем желаешь уже чего-то большего, чем премия в три миллиона рублей или газетная публикация.
Это надмирное признание!
Да, «лайки» на небесах – отличное определение. Но случаются и земные радости: есть значимые для меня люди, если они похвалят то, что я делаю, мне очень приятно. Но существует и довольно большое количество ругателей. Я спокойно к этому отношусь, понимаю, что они пишут не обо мне, а о себе. Хотя к конструктивной критике я прислушиваюсь и думаю: «Прав, прав…» Но дело тут еще и в возрасте. Если бы успех пришел ко мне в молодости, я бы «балдел» от того, что меня все время о чем-то спрашивают, берут интервью, автографы, снимают со мной селфи. Но это игрушки для молодых, для тех, у кого вся жизнь впереди. А когда, что называется, не на ярмарку едешь, а с ярмарки, когда уже видишь, как говорил Бродский, чем все это кончается, то стремишься к другому – к преодолению смерти, хотя бы таким иллюзорным путем.
Я помогаю людям разными способами. Пишу о том, что, как мне кажется, кому-то может помочь. О том, что когда-то было моей личной проблемой и причиной внутренних драм. Когда я это описываю, мне кажется, что кто-то учтет мой опыт и избежит отчаяния. И, кроме того, я пересматриваю свое прошлое. С возрастом человек очень меняется. Дмитрий Сергеевич Лихачев как-то произнес фразу, которая по молодости мне казалась немного пафосной. Он сказал, что в молодости надо вести себя так, чтобы не было больно в старости. Очень часто хочется что-то переиграть, переснять. А ничего сделать уже нельзя. Вспоминаются какие-то события или поступки, которых ужасно стыдишься. Ты над кем-то издевался, смеялся, бросил, предал – и все это становится заметнее к старости, и начинает сверлить дыры в мозгу. При том, что казалось уже позабытым.