Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу

Почему люди не бегут помогать, когда ты страдаешь и взываешь о помощи через свои произведения? Когда я нуждалась в поддержке и кричала об этом в своих фильмах, меня осуждали.

Я не думаю, что никто не хотел помочь. То есть это, к счастью, не правило. Может быть, вам просто не повезло. Но в целом, если взглянуть на жизнь в ее трагическом измерении, то увидишь, что в трудные минуты человек всегда оказывается наедине с Богом. Его как будто отделяет от других стеклянная стена. Ты показываешь, что тебе плохо, а люди ходят вдоль стены. Некоторые (даже большинство) не видят тебя, а другие видят, но не могут подойти – им мешает стена! В какие-то роковые мгновения – на операционном столе или в бою – человек один. Даже если существует много любящих и молящихся за него, они не в состоянии его коснуться или уберечь. Помочь они могут только молитвой. Из этого надо исходить.

Веру не навязывают, ее показывают

Есть стереотипы, которые мешают осознавать, что Бог принимает нас такими, какие мы есть. Скажем, считается, что православная женщина должна ходить в юбке, в платке. Я говорю подруге: «Зайди за мной в церковь». А она мне: «Я не в юбке, меня в храм не пустят!» Это преодолимо? Что делать со сложившимися в обществе представлениями о Церкви?

Я понимаю, о чем вы говорите. Это очень сложная проблема. Насколько далеко Церковь идет навстречу общественным переменам? И идет ли вообще? Здесь, как с лекарством, самое главное – чувство меры, правильная пропорция. Если Pussy Riot вошли в храм, священники не могут к ним присоединиться – это будет неправильная позиция. Но им стоит подойти к девушкам и спросить: что с вами происходит? Чего вас так колбасит-то? Или возьмем для примера некоторые западные церкви, особенно протестантские. Нет конца реформации! Они не подтягивают паству к себе, а спускаются к ней и растворяются в ней, ничем от нее не отличаясь. А священник должен отличаться. И церковное пространство должно отличаться от нецерковного. Поэтому ты и не придешь в плавках на литургию. Нужно найти баланс между меняющимся временем и вечностью, которую представляет Церковь. Церковь – она и здесь, и не здесь. И нездешнее должно быть представлено.

Но если у меня виски уже побриты и татуировки сделаны, что же мне теперь, не молиться?

Молиться и спокойно идти в храм. Когда входит такой человек, часто старушки начинают его дергать, и это может повлиять на его впечатление. Старушки – страшная сила! Но к ним надо относиться с милосердием. «Должность» у них такая.

А человек нуждается в понимании. И если ты видишь в его глазах поиск, если он не стремится никого оскорбить (такое тоже бывает), то надо его обнять и говорить с ним до тех пор, пока он не выговорится или пока не поймет, что он не один. Нынешняя Церковь вышла, как и все мы, из советского «плена», и она ищет себя сейчас. Ее члены – не с Марса, и они совсем не святые.

И еще важный момент. Мы живем в такую эпоху, когда ничего никому не надо навязывать. Все всё знают. Знают тексты Священного Писания, хотя бы слышали. Людям надо показывать мир церковный, мир святости, как бы говоря: «Есть такой путь, по нему можно следовать, а можно и не следовать. Это зависит от твоей свободной воли, которая реализуется в выборе. Каждый твой шаг – выбор. Ты сам решаешь, будешь что-то делать или нет. Есть святость. Достичь ее очень трудно; наверное, большинству неполезно даже пытаться «стать святыми» – это приведет к надрыву. Но есть направление движения – хочешь, иди. Допустим, я не тот, кто способен в больших количествах делать добро, но уменьшить количество зла я могу. Я стараюсь отвечать за себя, стараюсь блюсти себя по мере сил. В общем, тащить насильно никого нельзя. Свободный человек должен добровольно выбрать, быть ли ему в Церкви.

Спасибо большое, Евгений, за беседу. Будем собирать «лайки» на небе, а не на земле.

Да, не в сетях, которые на нас наброшены.

Монахиня Елизавета (Сеньчукова) [29] О счастье монашества, мудром молчании Бога и о том, почему Якутская епархия – это круто