Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Верил ли Рассел — величайший скептик — в мифологию душевной болезни и в самом деле или он просто использовал институциональную психиатрию как удобный социально-правовой механизм контроля непокорных членов своей семьи? Его представление психиатрии в «Сатане в предместье» не позволяет сомневаться в ответе. К 1953 г. и, возможно, раньше — пожалуй, на протяжении большей части своей жизни — Рассел не имел иллюзий по поводу истинной роли психиатра и психиатрической больницы: он распознал во врачевателе безумия неразборчивого в средствах агента общественного контроля, а в сумасшедшем доме — тюрьму.

Заключение: Рассел, апостол разума

С раннего возраста доминирующим увлечением Рассела был Разум. Во введении в «Скептические эссе» (1928) он объявил: «Я хочу вынести на благосклонное рассмотрение читателя доктрину, которая, как я опасаюсь, может показаться чрезмерно парадоксальной и подрывной. Доктрина такова: нежелательно принимать положение на веру, если нет каких бы то ни было оснований полагать, что оно верно»284.

Фанатичный рационалист, объявивший себя атеистом и скептиком, Рассел уверовал в исправление человечества логикой, разумностью и наукой. Когда этот бог подвел его, он оставил идею спасения человечества и переключился на верование в то, что человечество заслуживает погибели. Рассел выразил это чувство в «Инфракрасном глазе» — неудачной футуристической фантазии285. В то время как Советский Союз и Соединенные Штаты нацелились на уничтожение друг друга и еще остального мира, ужас перед воображаемым вторжением марсиан объединяет их:

Перед воплощением замысла в жизнь Запад и Восток были на грани войны, и многие думали, что человечество уничтожит себя в тщетной ярости. Теперь реальная опасность отступила перед страхом воображаемой. Кремль и Белый дом, объединившись в ненависти к воображаемым марсианам, стали лучшими друзьями… «Пожалуй, думал он, только с помощью лжи людей можно заставить жить разумно. Пожалуй, людские страсти таковы, что до конца времен истина будет опасна. Пожалуй, я ошибался в своей преданности истине…»286.

История заканчивается, когда воображаемые марсиане оказываются настоящими, а человечество истребляют. «Телефоны замолкли. Смерть воцарилась в мире. Марсиане — на этот раз настоящие — пришли». Марсианский историк, по поручению вождя документировавший последние дни человечества, пишет:

Великий Марсианин, обратив внимание на проявления среди его подданных малодушной сентиментальности в отношении этих лживых двуногих, которых его воинство истребило столь доблестно и столь заслуженно, в своей мудрости решил, что всю имеющуюся информацию надлежит использовать для изложения в точности всех обстоятельств, предшествовавших нашей победоносной кампании. Поскольку он полагает — и я уверен, что каждый прочитавший предыдущие страницы согласится — что было бы ошибкой позволять подобным созданиям продолжать загрязнять наш чистый космос… Каждое истинно марсианское сердце забьется с радостью, узнав, что этих тварей больше нет287.

В траектории жизни Рассела можно проследить превращение молодого человека, исполненного рвения к разумности и свободе, хотя и с душой, развращенной избыточным тщеславием и самовлюбленностью, в старика, переполненного ненавистью к человечеству. В конце следующей истории, озаглавленной «Хранители Парнаса», Рассел вкладывает в уста рассказчика такие слова: «Я не знал радостей любви, но я знал радости ненависти. И кто знает, какие из них больше?»288.

Глава 7. Американский союз гражданских свобод