Вертихвост и Федотка

С той поры каждую ночь стал приходить в гости к Мурлышу кот Васька. Набьет мышами живот, подарит одного Мурлышу и уходит домой до следующей ночи. А Матрена видит утром - опять Мурлыш с мышом забавляется, думает - он поймал. Похваливает его:

- Старатель ты наш.

И Мекеше сказала:

- Отказалась я от котеночка. Зачем он нам? Мурлыш наш еще в силе. Нам и его хватит, пусть живет.

И Мурлыш живет, а вот дружба у них с Царапом врозь поползла. Обиделся Царап, что Мурлыш не его, а Ваську мышей ловить позвал.

- Если, - говорит, - у трубы греться, так со мной, а если мышей дарить - так Ваське.

И перестал встречаться с Мурлышем. Надо же, что придумал - мышами торговать! Собственно, он и в детстве таким же хитрым, ко всему приспосабливающимся был. Собралась как-то мать ужином их кормить. Смотрит, а дать им и нечего. Заигралась днем и ничего не приготовила. Сказала Царапу:

- Сходи к Пустобреху. Он пес запасливый. Может, у него что найдется.

Приходит Царап, смотрит - сидит Пустобрех у конуры и куриные косточки пересчитывает. А косточки жирные, мягкие, у Царапа аж слюнки по губам потекли.

- Дядя пес, дай мне одну косточку. Так есть хочется, аж из стороны в сторону покачивает, - попросил котенок.

Поморщился Пустобрех.

- Кто же так просит? Ты мне скажи «братец», тогда я тебе дам. Ласковое слово, оно что весенний день - сердце нежит.

Посмотрел Царап Пустобреху в плывучие глаза и отвернулся: ну какой он ему, Пустобрех, братец? Пес он, брехало. Всех задирает, всех облаивает, проходу никому не дает.

- Не могу я тебе такого хорошего слова сказать, - вздохнул, котенок и ушел домой.

Рассказал матери, как дело было, зашипела на него мать:

- Глупый ты, глупый. Что у тебя язык бы отвалился, если бы ты его братцем назвал?

- Да какой он мне братец, - отвернулся Царап. - Всех облаивает, яйца из курятника ворует. Пес он и вор, и брехало пустозвонное.

- А по мне, пусть он будет и пес, и вор, и брехало и даже пустозвонное, лишь бы ужином накормил, - сказал на это Мурлыш и вприпрыжку побежал к Пустобреху.

Встал перед ним. Спинку радугой выгнул. Глаза подмаслил, голос поднежил. И кто его, проныру, учил этому! Замурлыкал обвораживающе:

- Братец Пустобрех, дай мне поглодать одну из твоих жирных косточек. Я сегодня еще не ужинал, а ты у нас такой желанник, такой заботник, милосердник, обо всех у тебя душа болит.

И не долго Мурлыш метил, да хорошо попал - в самое сердце. Осклабился Пустобрех. Никто его так нежно еще ни разу не величал. Попросил:

- Повтори еще раз сказанное. Да насчет желанника, заботника, милосердника не забудь.

Повторил Мурлыш:

- Братец Пустобрех, дай мне куриную косточку поглодать. Я сегодня еще не ужинал, а ты у нас такой желанник, такой заботник, обо всех у тебя душа болит - всей Марьевке милосердник.

- Молодец, - похвалил Пустобрех сладкоречивого котенка. - Вот тебе самая жирная косточка, гложи на здоровье. Брату скажи, пусть и он приходит. У меня и для него найдется.

Довольный прибежал Мурлыш домой, спрятался в уголок потемнее, лежит чмокает, косточку посасывает. Слушал, слушал его Царап, поднялся:

- Ладно уж, скажу я ему, постылому, это слово хорошее.

Издали завидел его Пустобрех. Приосанился, плечи расправил, губу нижнюю оттопырил, лапу левую в сторону отбросил: как же, просить его идут, слова ему расприятные сейчас говорить будут.

«Шагаешь, голубчик? То-то, голод - не тетка. Он и волка из норы выманивает», - думает Пустобрех, а сам так весь и тает от удовольствия: сейчас ему гордый котенок поклонится, повеличает его, а он, Пустобрех-то, еще подумает - дать ему косточку или погодить. Уж подумает.

Посмотрел Царап на его сытые щеки, на плывучие какие-то жабьи глаза, сказал уверенно:

- Пес ты! - и, загнув хвост, решительно пошагал домой.

Дома сказал матери:

- Ничего у меня не вышло. Ну как я ему скажу «братец», если я точно знаю, что он - пес, жулик он, брехало пустозвонное. Я лучше без ужина спать лягу.

С детства Мурлыш приспосабливаться к сильным умел и, когда вырос, от приспособленчества не отказался. Хитрит, юлит, выгадывает. Противно это Царапу, и он перестал встречаться с ним. С месяц уж поди не виделись, а в это утро Царап с восходом солнышка уже начал прогуливаться у дома Мекеши, поджидать Мурлыша. Чуть дождался.

Мурлыш вышел из избы. Постоял на крылечке, пожмурился. Прошел к завалинке, развалился на ней, подставил сытый живот солнцу. Шерсть на нем приятно лоснилась.

Царап впрыгнул к нему, загнул хвост колечком.

- Здравствуй, Мурлыш.

Из-под тяжело нависших бровей на Царапа глянули два тусклых, сонных глаза, вяло сомкнулись и снова глянули.

- Здравствуй... Чего пришел?

- Да так, знаешь, брат, иду по дороге, смотрю - вышел ты. Дай, думаю, зайду, Мурлыша проведаю. Давно не виделись. Как поживаешь?

- А тебе какое до этого дело?

- Как же, все-таки братья мы, росли вместе.

- Когда это было, я уж и забыл давно... Нечего мудрить передо мной. Говори прямо зачем пришел. Если ты хочешь на погребице мышей у меня ловить, так опоздал. Я с котом тетки Лукерьи договорился: каждая пятая мышь - моя. Или ты согласен каждую третью отдавать?