Вертихвост и Федотка

- Да я что, - пожимал плечами Мекеша, - я пожалуйста, я что угодно. Я даже на метле поеду, лишь бы толк был. Извелся совсем, погляди - глаза красные какие.

- Глаза твои я потом погляжу, ты давай иди, проси.

- Сейчас, вот только ружье возьму.

- Да кто же с ружьем просить ходит?

- И то верно, твоя правда... Ну, я пошел. Что говорить-то? А, голос, голос, есть в поле колос... Я что? Я пожалуйста, я и на метле, если надо.

Бурча и покачиваясь, Мекеша вышел в сени. Царап сидел на крыше сарая и удивлялся Вертихвосту с Федоткой: что придумали, а! Глупо, а - интересно. А Федотка-то, Федотка-то как выводит.

Вой Царапу нравился и, слушая его, он даже закрыл глаза.

Мекеша выбрался, наконец, из сеней, прошел к окну. Вертихвост и Федотка вдохновенно выли, задравши морды к звездам. Мекеша опешил. Даже глаза протер: уж не примерещилось ли?

Псы выли.

Выли вдохновенно, неподражаемо.

И тогда понял Мекеша, что не видение перед ним, бросился к двери, завопил истошно:

- Лукерья, ружье. Давай ружье, Лукерья!

В сенях, опрокидываясь, загремело ведро. Перепуганная тетка Лукерья со сдернутым с головы платком выскочила наружу:

- Что ты, Мекеша, не ори, люди услышат.

- Черт с ними, пусть слышат, мне теперь все равно. Ружье давай, собаки под окошком, самые обыкновенные собаки. А, додумались до чего, наглеши!

И когда тетка Лукерья поняла, наконец, в чем дело, и сбегала в избу за ружьем, кобелей на завалинке уже не было, а кубарем скатившийся с крыши сарая кот удирал к дому бабушки Агафьи с единственной в голове мыслишкой: «Теперь тебе, Царап, от кобелей попадет, готовься быть битым». Вслед ему от дома тетки Лукерьи - аах! - выстрелили из ружья. И еще раз - аах!

- Аах! - отозвалась речка.

И Царап бессознательно наддал шагу... В полночь к его сеновалу подошли двое, и один из них голосом Вертихвоста позвал:

- Царап? Выходи. Разговаривать будем.

- Говорите оттуда, я слышу, - отозвался Царап.

- Выходи, - потребовал Вертихвост.

И Царап послушался, вышел.

- Чего вам, братцы?

- Твой братец по лесу среди волков рыщет, пока ты здесь промышляешь... Говори, за что продал нас.

- Я не Чиврик, ни новостями, ни товарищами не торгую. Не продавал я вас, проглядел просто. Я понимаю, вы пришли бить меня. Бейте, я не обижусь, заслужил - проротозеил Мекешу, но продавать не продавал вас. Засмотрелся на звезды, а Мекеша тем часом и вышел. Опустил я глаза, гляжу, а уж он за ружьем бежит.

- Эх, ты, - прорычал Вертихвост, - такое дело испортил. Ты вот что скажи: узнал нас Мекеша или нет?

- Наверное, узнал.

- Нам не наверное, а точно знать надо. Ты сходи-ка утром к его коту Мурлышу. Я слышал, вы с ним братья. Через него выясни.

- Не знаюсь я с ним. Ожирел он, зазнался. Не пойду я к нему.

- Пойдешь, - прорычал Вертихвост и ухватил Царапа за шиворот. - Испортил дело, так иди.

- Хорошо, - скривился от боли Царап, - я пойду, коли это для дела надо.

- Так-то лучше, - сказал Вертихвост, и они с Федоткой ушли.

Поглядел им вслед Царап и вздохнул:

- И надо же мне было с ними связаться. Не было печали, сам себе добыл. Сидел бы себе на сеновале посиживал, а то вот теперь иди к этому Мурлышу, юли перед ним. Эх...

В ГОСТЯХ У МУРЛЫША

Если бы вы знали, как обиделась ворона в прошлом году, когда ее сорока к себе на именины не пригласила, вы бы тогда поняли, какую глубокую рану нанес коту Царапу его брат Мурлыш, когда не пригласил его к себе мышей ловить.

С месяц назад случилось это, а до сих пор ему этого Царап простить не может. А ведь они не только были братьями, но и дружили, когда их по разным дворам разнесли. Вместе по крышам лазали, воробьиные гнезда потрошили. Правда, больше этим делом занимался Царап, Мурлыш ленился:

- Я, - говорит, - лучше полежу, на солнышке погреюсь.

С детства он таким ленивым был, а со временем совсем обленился. Пешком у него в избе мыши ходили и он их не трогал. Бранится, бывало, на него Матрена, жена Мекеши:

- Лодырь ты, лежебока. Вот достану себе котенка и тогда не прогневайся - ступай на все четыре стороны.

Мурлыш думал - пугает его Матрена, а однажды слышит ночью говорит она Мекеше:

- Кошка у соседей окотилась, котеночка я себе приглядела. Пора нам, Митрич, менять нашего Мурлыша. До того облодырел, ну совсем не хочет мышей ловить.

Услышал это Мурлыш и помчался к коту Ваське, не к Царапу, не к брату своему - к Ваське:

- Мышатинки пожевать хочешь?

- Хотел бы, да где возьмешь, - отвечает Васька. - Давно у себя переловил всех.

- Ко мне идем. У меня и на погребице имеются, и в сенях полно, и по избе бегают.

Привел Мурлыш в полночь Ваську к себе, глянул Васька, а мыши и в углах сидят, и под лавкой бегают, и друг на дружке верхом ездят - раздолье да и только.

- Угощайся, ешь в свое удовольствие, - сказал Мурлыш, - но когда будешь уходить, мыша мне одного поймай, пошустрее который.

Сказал и полез дремать на лавку.

Утром проснулась Матрена, смотрит, а Мурлыш мыша в лапах держит. Толк она, толк Мекешу:

- Погляди, Митрич, Мурлыш-то наш никак опять за дело взялся.