Вес чернил

– С воскресенья вы – третья! Правда, большинство дам предпочитают падать в обморок в галерее, а не в партере.

По бледным щекам Мэри разлился румянец – по всему было видно, что она ищет остроумный ответ.

– Я имею привычку падать в обморок поближе к земле!

– А! И красота, и мудрость!

Мужчина подал ей руку; Мэри вспыхнула, но приняла. Они отошли на несколько шагов в сторону, словно дело было на прогулке в парке, а не в театральном партере.

– Так если я правильно понимаю, вы лишились чувств из-за наших рассуждений? – произнес актер таким тоном, словно все еще находился на сцене.

– Она потеряла сознание от давки, – вставила Эстер.

– Или же вас сподобило на это наше остроумие? – игриво осведомился лицедей. – Ведь только вы можете знать, отчего такое с вами приключилось.

Губки Мэри уже сложились в кокетливую гримаску.

– Мэри, нам пора, – произнесла Эстер: нужно было развеять внезапное очарование незнакомца, пока Мэри не попала под его влияние.

Мэри недовольно посмотрела на нее. Мужчина, в свою очередь, одарил Эстер великодушной улыбкой, словно прощая ей завистливую выходку:

– О, вы тоже можете присоединиться к нам, если вам будет угодно. Или вы не в восторге от нашего мастерства?

Эстер ответила с серьезностью, которой и сама не ожидала:

– Я не хотела бы поносить вашу игру, если не говорить о декламации посредственных стихов из пьесы весьма посредственного автора.

Зал огласился хохотом актера:

– Да уж, комплимент что надо! Но я не буду спрашивать вашего мнения о спектакле, ибо боюсь его услышать. Возможно, вашим друзьям нравятся колкости. Однако мне нравятся милые дамы.

Говоря, актер смотрел только на Эстер, но та заметила, что его слова подействовали на Мэри, которая сразу же заулыбалась.

На сцене появились и остальные актеры. К ним подошла женщина со взбитыми бесцветными волосами и усталыми глазами, в которой едва ли можно было узнать нагловатую актерку, недавно прогуливавшуюся по сцене в панталонах.

Женщина ловко спрыгнула со сцены, небрежно чмокнула актера в губы, не обратив никакого внимания на то, что он держал Мэри за руку, и поспешила прочь, обронив на прощание: «Томас, любовь моя, увидимся завтра!» Мэри же стояла как вкопанная, и недовольство на ее лице постепенно уступало место любопытству.

На сцене оставались еще двое, поджидая Томаса. Один, высокий и бородатый, похожий на испанца, явно испытывал нетерпение. Другой, худощавый англичанин с короткой прической, без бороды, в скромной, но опрятной одежде, спокойно следил глазами за Томасом с характерной отстраненностью, что делала его похожим скорее на священника, нежели на артиста.

– Томас, что тебе нужно от двух евреек? – воскликнул высокий.

В его басовитом голосе звучали веселые нотки, однако Эстер показалось, что губы незнакомца кривятся в неприязненной гримасе. Узкое лицо актера обрамляла борода, которая, казалось, старалась дорасти до самых бледных, немигающих глаз.

– Каких евреек? – недоуменно хохотнул Томас. – Эта вот носит крест!

– Ну да. Они все так делают, когда хотят за наших прикинуться!

– И это правда? – заинтересовался Томас, вглядываясь в лицо Мэри, но та отвернулась.

Эстер напряглась, но ответила прямо:

– Да, именно так.

– Еврейки, – присвистнул Томас. – А говорят, что кур доят. Кто бы мог подумать, что я найду себе жидовку?

Худощавый мужчина, что держался позади остальных, негромко произнес:

– Честь имеем познакомиться. Меня зовут Джон Тильман. А это – Томас Фэрроу и Эстебан Бескос.

Однако Томас не обратил на слова коллеги ни малейшего внимания.

– Разрази меня гром! – воскликнул он, стуча рукой по доскам авансцены. – Надо же – крещеная еврейка и ее суровая наставница!

Томас взмахнул рукой в сторону Эстер, а потом отступил на шаг от Мэри, чтобы получше рассмотреть ее. Та испуганно шарахнулась от него, но Томас успокаивающе махнул рукой. Мэри смущенно выпрямилась, и тут Эстер заметила, что взгляд комедианта упал на отделанное драгоценными камнями кольцо и жемчужный браслет на руке у ее подруги.

– Ей уже лучше, так что спасибо вам, – сказала Эстер, беря Мэри за руку и направляясь к выходу.

Так они и шли до самых дверей – Эстер держала подругу за одну руку, а Томас, стараясь не отставать, уцепился за другую. Двое других актеров следовали на некотором расстоянии.

– Однако вы так и не высказали ваше мнение о спектакле и тех идеях, которые мы вложили в него! – обиженным тоном промолвил Томас, обращаясь к Эстер, хотя было ясно, что говорит он для Мэри. – Под нашими шутками кроется глубокая философия, – добавил он, не сводя глаз с богатых украшений Мэри.

– Какое может быть наше мнение! Никакое! – воскликнула Эстер, берясь за дверную ручку.

– Как так «никакое»? – возмутился Томас, причем его негодование на этот раз было очень похоже на подлинное. – Знаете, ваше невежество для нас весьма оскорбительно!

– Никакого мнения вы не услышите, – повторила Эстер, больно ударившись локтем о тяжелую дверь, но не выпуская руки Мэри. – Хотя, если вам угодно нести подобную чушь и называть это философией, то этот балаган – самое подходящее место для таких выступлений.