Вес чернил

Аарон постарался больше не думать – вряд ли он мог понять образ мыслей еврейки семнадцатого века. Достаточно того, что жила такая Эстер Веласкес, которая писала бумаги для слепого раввина, а потом, когда тот умер, вышла замуж за Мануэля Га-Леви, чтобы обеспечить свое будущее. Вероятно, она была довольна своей жизнью в Ричмонде, а может, и не очень. Но в любом случае все это не имело к нему, Аарону, никакого отношения.

Так он сидел в душном кабинете, держа в своих руках хронику трехвековой давности. Втайне Аарон надеялся, что история Эстер Веласкес не закончится так тривиально. Он и Хелен старательно избегали признания того факта, что Уилтон был, в общем-то, прав в своих сдержанных оценках способностей и дарования Эстер. Аарон ждал, что биография безвестной девушки-писца преподнесет ему что-то ошеломляющее, что-то триумфальное – в общем, то, что Аарон хотел бы видеть в самом себе. Он желал видеть Эстер независимой, умной, неукротимой, мятежной; он ожидал прославиться за ее счет. Но История осталась безразличной к его чаяниям.

Мир просто сомкнулся над головой Эстер Веласкес, словно гладь вод. И то же самое грозило теперь самому Аарону.

Впрочем, для него такой исход не был неожиданным.

Чувствуя, как внутри него нарастает панический страх, он стал просматривать следующие записи, ища имя Эстер. Роды, смерть, а может, и то и другое сразу? Аарон водил пальцем по строкам, молясь о том, чтобы эта история, забравшая у него несколько месяцев, наконец закончилась. В другом углу кабинета Энн украдкой поглядывала на часы. Он прекрасно понимал, что она пытается оттянуть время до последнего момента, когда ей придется сказать, что надо уходить. Аарон переворачивал страницы; он просмотрел записи за шестьдесят седьмой, восьмой, девятый годы. Однако записи становились все длиннее, ведь с каждым годом население Лондона росло. До сих пор ему не попадалось ни одного упоминания об Эстер Га-Леви, хотя некто Бенджамин Га-Леви, по-видимому тесть Эстер, скончался в шестьдесят седьмом году. Вроде до этого момента у четы Га-Леви не было детей… впрочем, может быть, посмотреть после семидесятого года?

– Боюсь, что нам пора, – раздался голос Энн. Она стояла рядом, и ее рука с коротко остриженными ногтями покоилась на спинке пустого стула.

Аарон одарил девушку смиренной улыбкой:

– Скажите, могу ли я просмотреть еще несколько страниц?

– Нет, – просто ответила Энн. – Извините.

Неудивительно, что у него не ладилось с Патрициями – они еще в молодости превыше всего ставили важность ограничений. Аарон убрал в сумку свой блокнот. Они прошли по бесконечной веренице коридоров и лестниц, и ее легкие шаги следовали за ним; Аарону хотелось обернуться и сказать девушке что-нибудь приятное, но как он ни старался, выходило лишь саркастическое: «Ты далеко пойдешь!»

На улице Аарон замедлил шаги. На автостанцию идти не хотелось, а зайти было особо и некуда. Энн заперла главный вход, спустилась по ступеням и направилась было к центральной улице, однако было заметно, что и она колеблется.

– Если я могу вам чем-то помочь…

Ее красивые голубые глаза смотрели ясно. Аарон мысленно проклял этот мир, который никогда не предложит этой девушке того, о чем она мечтает. Его охватило тягостное чувство, что сама форма существующего мироздания ошибочна.

– Спасибо… – произнес он. – Я пытаюсь выяснить дату смерти одного человека.

Энн терпеливо слушала.

– Это тысяча шестьсот семидесятый год или немного позже того. Эстер Га-Леви.

Энн кивнула, достала блокнот и записала имя. А затем, слегка покраснев, телефонный номер Аарона.

– Я поищу.

Энн повернулась и вскоре исчезла в толпе.

День неспешно перетек в вечер. Аарон смотрел, как мимо него проходят англичане, спеша возвратиться в свои дома. В одно мгновение ощущение своей чужеродности, которое не оставляло его все последние месяцы, вдруг пропало, и Аарон понял, что его новое, отличное от повседневности, существование позволяло ему забыть про ощущение изоляции, которое лежало в основе его жизни, будь то в США или в Англии. В отличие от незнакомцев с портфелями и пакетами в руках, что шагали мимо него по извилистой дорожке, опоясывавшей холм, Аарона никто не ждал дома.

Он чувствовал, что внутри него вот-вот погаснет некая свеча. И тут же в голове сложилось определение одиночества: когда вдруг понимаешь, что история твоей жизни складывается не так, как ты думал и хотел.

«Стоп!» – приказал он себе. Ну и что, что Эстер вышла замуж за Мануэля Га-Леви? Это не обязательно должно быть поражением. По крайней мере, она смогла избежать чумы. Да и кто знает, может быть, в конце концов, она полюбила этого Мануэля, каким бы болваном этот парень ни казался ей поначалу? Аарон решил, что именно так и объяснит все Хелен Уотт, ибо хотя та его и раздражала до чрезвычайности, но все же он испытывал некоторую симпатию к старой профессорше. «Послушайте, – скажет он Хелен. – Любовь часто вырастет из антипатии. И Эстер решила выйти замуж за человека, которого некогда презирала».