Вес чернил

Слова легли веско, но не были похожи на комплимент.

Аарон вдруг осознал, что они оба голые. Он натянул на себя простыню.

– Послушай, – сказала Бриджет, – ты же сам понимаешь, что все это ничего не значит. Просто нам было любопытно.

Механически, просто чтобы не показаться ханжой, Аарон спросил:

– Тебе все еще любопытно?

Но флирт уже закончился, и вопрос повис в воздухе. Бриджет заметила, что ее чары спали с Аарона. Взгляд ее серо-голубых глаз сделался ярким и жестким и говорил ему, что Бриджет видит его насквозь; ей больше не нужен этот несчастный американец в постели.

– Нет, – наконец сказала она.

Аарон оделся, стараясь не шуршать одеждой. Он глянул в окно, из которого открывался вид на спуск к реке, отгороженный потемневшими от времени железными стойками. С высоты, в сумерках река казалась обманчиво неподвижной. Застегнув джинсы, Аарон подошел ближе к окну, и ему показалось, что она – Эстер – стояла именно на этом месте, в этой самой комнате, точно так же, как и он сейчас, смотрящий на меркнущие тени, и свет на поверхности медленной воды, и завораживающее недосягаемое течение Темзы.

И только когда он вышел из дома, чувствуя на своих щеках прощальные ироничные поцелуи Бриджет, в его голове отчетливо прозвучал голос Марисы.

«Аарон!» – послышался голос.

И все. В голове звучало эхо ее голоса, который звал его. Простое напоминание, одно лишь слово, как голос совести.

Он уже жалел всем сердцем, что занимался сексом с Бриджет. Не то чтобы Аарон думал о последствиях этой связи, с которыми разбираться придется самой Бриджет, а никак не ему. Но такая быстрая, случайная связь больше не подходила ему. За последние несколько месяцев он достаточно изменился, чтобы осознать пустоту своей прежней жизни.

Однако недостаточно, чтобы видеть ясный путь к тому, чего он желал достигнуть.

Он прошел мимо «Просперо», подняв воротник. Просперо… Он так и не понял шекспировской «Бури».

«Я любила». Эти слова преследовали его в темноте, пока он спускался по склону холма к автостанции. Он не мог оставить их позади себя, он признал их своими.

Часть четвертая

Глава двадцать вторая

Лондон

28 июня 1665 года

15 таммуза 5425 года

Рассыльный, доставив сумку, приподнял шляпу и приготовился бежать.

– Не поможешь? – Ривка указала на небрежно сшитый мешок с углем, лежавший прямо за дверью, куда другой рассыльный бросил его на прошлой неделе, отказавшись войти в дом.

Из-за своего письменного стола Эстер наблюдала, как долговязый светловолосый юноша с редким пушком вместо бороды качает головой. Теперь в Лондоне это было в порядке вещей – все боялись близко подходить друг к другу.

Уголь в мешке был набит, что называется, под завязку. Чтобы поднять его, требовались как минимум двое. Эстер тут не могла служить помощницей: сегодня утром она, пытаясь помочь, выпустила из рук угол мешка, отчего тот чуть не порвался. Ривка, не говоря ей ни слова, отстранила ее от работы.

– Я заплачу, – вздохнув, произнесла она.

Рассыльный, сам тощий как спичка, какое-то время колебался. Присмотревшись к Ривке повнимательней, как бы выясняя признаки нездоровья, он пожал плечами и шагнул через порог, словно игрок, бросающий жребий. Вместе с Ривкой они подняли мешок, перенесли его через комнату и спустились по скрипучим ступенькам в погреб. Потом юноша, отряхивая перепачканные ладони, проследовал за Ривкой обратно к двери. Но полученная монета заметно придала ему бодрости.

– Сегодня день молитвы и поста, – весело сообщил он, засовывая деньги в карман. – Это все из-за чумы.

Он прислонился к стене и потер ладонями штукатурку, явно довольный, что сообщил столь важную информацию.

– Проповедники говорят, что это, конечно же, Божья кара. Предупреждением о ней является комета, которую видно каждую ночь над Лондоном. Они утверждают, что чума – это огонь, посланный очистить нас от скверны.

Он возвел послушный взгляд к небу и как бы невзначай сказал:

– А в еврейском доме, может, найдется какая-нибудь еда?

– Нет, ничего нет, – буркнула Ривка.

– Вот такой я невезучий! – воскликнул юноша. – Такой тупой, что даже в еврейском доме не могу найти съестного! Моя мать так бы и сказала, будь она жива.

Он снова пожал плечами и, отлепившись от стены, продолжил:

– А вам ходить по улицам небезопасно. В такой день. Если вы попадетесь, то скажут, что именно вы принесли чуму в город. Вы, позвольте сказать, вроде хорошие люди. Лучше сидите тихо и купите на свои еврейские богатства лекарство от чумы.

Он выглянул на улицу, а потом с важным видом кивнул.

– Это все паписты. Это они наслали наказание на город.

Когда рассыльный наконец ушел, Ривка всем своим грузным телом повернулась к Эстер.

– И не смей выходить на улицу, пока не пройдет день поста! – предупредила она.