Вес чернил

Запасы в доме почти истощились. Лишь благодаря тому, что прислуга да Коста Мендес была весьма щепетильной в отношении дров и масла, а Ривка приобрела привычку покупать муку с запасом, они смогли кое-как прокормить себя. Во время болезни Эстер Ривка разделила все оставшиеся припасы так, чтобы их хватило ровно на сорок дней, но теперь она каждый день выпекала хлеб, который они макали в масло с тмином из сада, чем и скрашивали свои обеды.

Бескос появился за неделю до снятия карантина. Стоя у окна спальни, Эстер увидела, как он вышел на их улицу. Бескос шел старческой походкой. Дойдя до дома, он о чем-то вполголоса поговорил со сторожем и, выпрямившись, сразу увидел Эстер.

– Ты жива, – сказал он. – Пока что.

Под его мутными глазами и под скулами лежали тени. Кожа лица сделалась как будто пористой. Эстер никогда не считала Бескоса человеком, живущим надеждами, но здесь ясно было видно, что в его душе выгорела последняя надежда, отчего оно выражало непреклонную ненависть.

– Слушайте, жидовки, – начал он, – мне уже порядком надоело ждать своего наследства.

Эстер, окаменев, застыла у окна.

Бескос делано задумался и через мгновение выдал:

– Меня всегда удивляла странная судьба евреев. Вам как будто нравятся ваши беды. Вы прямо упиваетесь ими.

Сторож неуверенно усмехнулся.

– Каждую нравственную ошибку христианства, – продолжал Бескос, – можно проследить от…

Он вдруг прервался и пренебрежительно махнул рукою. Ораторствовать всегда затруднительно, если публикой тебе служит один лишь городской сторож. Бескос отошел на несколько шагов и внимательно оглядел фасад дома да Коста Мендес. Затем кивнул сторожу и пошел прочь.

Сторож внимательно наблюдал за ретирадой Бескоса – для него тот как-никак служил единственным развлечением, которое выпало ему за минувший месяц. Эстер тоже не сводила глаз с фигуры Бескоса, вцепившись пальцами в подоконник так, что побелели костяшки. Сердце ее бешено колотилось. Эстер была озадачена безрассудным упорством своего тела: как бы она ни требовала от него прекратить ненужное сопротивление смерти, оно отказывалось, заставляя ее делать один вздох за другим.

Разве не такая же бессмысленная и настойчивая сила заставляла жить Бескоса? Он был весь объят ужасом, но упрямо отвергал его притязания. Ясно, что Бескос будет яростно обрубать щупальца страха, пока его жизненный источник полностью не иссякнет.

И поэтому, когда наступил сороковой день и порог их дома наконец опустел, Эстер ничуть не удивилась, увидев Эстебана Бескоса. Однако стоял он спиной к дому, словно ожидая кого-то.

Ривка присоединилась к Эстер и стала тоже наблюдать. Так прошло довольно много времени. Ривка говорила шепотом, словно Бескос мог подслушать их:

– Если он хочет, чтобы мы ушли и он мог забрать вещи Мэри, то мы уйдем.

В ее голосе зазвучала нотка, которую Эстер раньше никогда не слышала. Она обернулась – ноздри Ривки расширились, дыхание участилось, а взгляд был устремлен на улицу.

– Но я не пойду, – проговорила Ривка, как бы советуя себе. – Не выйду за дверь, пока он не обеспечит нам безопасный проход.

С улицы раздались голоса. К Бескосу присоединились трое мужчин, а со стороны Бери-стрит появились две женщины, одна сутулая, вторая помоложе. Компания стала что-то обсуждать, как вдруг, услыхав замечание Бескоса, все повернули головы в сторону окна, за которым стояли Ривка и Эстер.

На этот раз Бескос заговорил громче, чем было нужно, – он явно хотел, чтобы его слышали и пленницы дома.

– Вот две еврейки прячутся за нарисованным крестом! Но почему они не умерли, раз уж здесь точно была чума? Так что, если хотите посмотреть на колдуний, извольте взглянуть в окно.

Кольцо лиц тревожно вглядывалось. Ривка быстро отошла от окна, Эстер же заслонилась шторой в надежде остаться незамеченной.

– Та, что помоложе, – изящно взмахнув рукой, продолжал Бескос, – считает себя мыслителем. И она читает книги, которые, оказавшись в руках женщины – я уж не говорю о еврейке, – неизбежно ведут к ереси, а то и к чему похуже!

Мужчины и женщины моргали от яркого дневного света. Они выглядели довольно сонными, чтобы их проняли речи Бескоса. Однако уродство их лиц подсказало Эстер цель, с которой Бескос привел сюда этих людей. Прищурившись, чтобы получше разглядеть Эстер за стеклом, эти люди, несомненно бедные и нездоровые, выглядели более стойкими и решительными, чем чума. Один из мужчин страдал кожным воспалением, отчего нос его выглядел куском сырого мяса. У той женщины, что помоложе, был один нормальный глаз, а ее спутница так раздулась и покрылась гнойной коркой, что трудно было разглядеть черты ее лица. Эстер понимала, что она сама тоже не выглядит воплощением здоровья: однажды она тайком приподняла одну из тряпок, коими Ривка завесила все зеркала в доме, и обнаружила, что ее собственное лицо напоминало серую маску, а глаза от того, что им пришлось увидеть, сделались пустыми.

Однако состояние тех, кто сейчас стоял у их двери, было явлением иного порядка.