Вес чернил

К процессии присоединился мальчик с кадилом, из которого шел ароматный дымок. Мальчик занял место во главе шествия, сильно взмахивая рукою, отчего цепочка кадила позвякивала. Эстер не могла понять, то ли это было частью церковного ритуала, то ли мальчишка просто хотел отогнать от себя чуму, но дым плыл вместе с людьми, сопровождая их через изменившийся до неузнаваемости город. Дверь за дверью, крест за крестом. То тут, то там встречались люди с изуродованными лицами. Несколько голодных детей пристали к процессии, но большинство все-таки держались поодаль, словно хорошо усвоили, что смерть таится в других людях. Эстер и Ривку снова принялись ощупывать – не так жадно, как давеча, но более основательно. Руки чувствовались на шее, на спине, плечах, волосах, ушах… Ривка, крепко сжимая руку Эстер, шаркала по мостовой, низко опустив голову и закрыв глаза, – зрелище поистине жутковатое. Подняв голову, чтобы отстраниться от чьего-то назойливого прикосновения, Эстер на миг увидела то, чего никак не могла ожидать: высоко над городом между крышами домов синела полоска неба, такого неба, какого она не видела с самого своего приезда в Англию: тонкая голубая нить, уходящая в бесконечность. Владельцы кожевенных мастерских и кирпичных заводов то ли вымерли, то ли бежали из города, оставив чистое, вымытое небо, как новую истину, вне досягаемости простирающуюся над всеми страданиями города.

Потом все исчезло. Они подошли к арке, за которой оказался двор, огороженный высокими стенами, увенчанными вырезанными из камня черепами. А вот показалась и сама церковь – сколько раз Эстер спешила по улице мимо таких зданий? Подталкиваемые сзади, Эстер и Ривка вошли под сумрачные своды во главе с пастором. Мерцание свечей, запах старого ладана, от которого кружится голова… Эстер пришли на ум слова из детства, заклинание, которому ее научила девочка, которую научила мать… она наклонилась к Ривке:

– Ты можешь сказать несколько слов по-испански. Я выучила их, еще когда была маленькой. Слова означают буквально, что все, сказанное тобой, считается недействительным. «Todo lo que voy a decir es nulo…»[65]

Ривка перестала читать молитву. Широко раскрытыми глазами она смотрела в одну точку, что находилась перед входом в церковь, к которой их вели:

– Нет, – прошептала она, придерживая свободной рукой грудь, словно баюкая младенца. – Бог все видит. Я принимаю Его суд!

Они уже были перед гулким церковным порталом, и чужие липкие руки подталкивали их даже на ступенях. Кто-то плюнул, и слюна повисла на щеке Ривки, но та даже не потрудилась стереть ее.

– Итак, они приходят ко Христу! – возгласил служитель высоким, тонким голосом.

Внезапно наступила тишина, и в нефе эхом отозвались слова.

– Так и мы, – продолжал священник. – Наша земля пуста, наш город лежит в руинах. Бог указал этим заблудшим путь, и наша благость к ним искупает всех нас. Ибо достаточно умерло, и теперь нам надлежит спасать!

Его слова, исполненные едва заметного сострадания, растворились в тишине. Что-то давно дремавшее мелькнуло в глазах стоявшей рядом с Эстер седовласой женщины. Старуха медленно кивнула пастору, и ее глаза наполнились чем-то похожим на любовь.

Их снова стали подталкивать вперед. Вверх, к алтарю – и голос священника все больше набирал силу, и на лице его читалось потустороннее умиротворение, – и все больше рук хватало Эстер, следуя словам пастора. Очарованная выражением блаженства во взоре старика, Эстер не могла понимать его указаний, даже если он повторял их, но ей подбили сзади ноги, и она упала на колени; голову наклонили вперед, чтобы она коснулась подбородком груди. Священник продолжал говорить, а его холодные, но умелые руки выполняли какие-то непонятные движения. Несколько капель упали ей на лоб и тепло скользнули по переносице. Язык ощутил кусочек хлеба – пересохшее горло отказывалось глотать, но Эстер пересилила себя. Затем, подняв голову, она посмотрела, но не на людей вокруг, а на каменные стены и крышу. Внутренности церкви исказились и поплыли сквозь пелену, как оказалось, ее собственных слез. Но как мог священник простыми жестами так тронуть ее, которая не верила даже в существование заботливого и милосердного к людям Бога? И все же Эстер не могла отрицать, что испытывает чувство, будто она измарана с ног до головы и никогда не очистится. Глядя через неф, Эстер увидела высеченную из белого камня статую. Это была одна из христианских святых, умолявшая небеса с воздетыми руками, когда тело ее содрогалось от страданий.

Рядом раздался протестующий звук. Эстер опустила взгляд и увидела стоявшую на коленях Ривку, которую пытался причастить священник. Обветренное истощенное лицо служанки поднялось в мольбе.

Сумерки. Река сделалась шире и изогнулась перед ними серой дугой. Первая игла звезды, слабая, болезненная, кольнула небо. Мутное пятно кометы…