– Вы хотите сказать, мне заплатит ваш университет? Но на этот раз цена будет вдвое выше. Мне не очень-то понравилось, как ваш Джонатан Мартин обращался с нами в прошлый раз. Хитрая сволочь!
Налегая всем своим весом на трость, Хелен подняла голову:
– Что ж, хорошо. Пусть цена будет вдвое выше. Я сама заплачу вам.
До этого момента Аарон думал, что Хелен блефует.
– Вы готовы выложить двадцать тысяч за несколько бумажек? – поразилась Бриджет, взвешивая на ладони книжку. – Это что, рукопись Шекспира?
– Вряд ли, – холодно ответила Хелен. – Но эти документы входят в область моей компетенции. Дело в том, что я выхожу на пенсию. Детей и других наследников у меня нет, так что я могу делать все что угодно со своими кровными. Я собираюсь кое-что написать об этих документах. Видите ли, мои коллеги относились к моей работе с несколько меньшим уважением, чем заслуживают мои способности, и мне хотелось бы исправить эту несправедливость. Учитывая ваш собственный опыт общения с Джонатаном, вы, надеюсь, понимаете мое желание уйти, хлопнув дверью?
Бриджет хмыкнула, но Аарон заметил, что она колеблется.
– Тогда я иду выписывать чек, – сказала Хелен, направляясь к двери.
– Что, прямо так сразу?
Бриджет стояла в единственном свободном проходе, преграждая путь Хелен. Та медленно двинулась вперед, опираясь на трость, пока не приблизилась к хозяйке дома вплотную.
– Да, – сказала Хелен. – Я не молодею. А вы?
Бриджет вздрогнула.
– Там внизу есть отделение «Барклайс», – сухо сказала она, отступив в сторону.
Какое-то время Бриджет не осознавала, что осталась одна с Аароном. Он понимал, что ему не миновать гнева за то, что он стал свидетелем ее срыва, и сказал:
– Извините…
Бриджет бросила на него свирепый взгляд:
– Да пожалуйста!
Хелен двигалась гораздо быстрее, чем думал Аарон. Он позвал ее по имени, но нагнать смог только в первой комнате, ухватив за костлявый локоть. Она повернулась и сказала:
– Сейчас не время, Аарон Леви.
– Стойте! – воскликнул Аарон. – Погодите! Это же огромные деньги!
– Это удачная сделка.
– В смысле?
Хелен покачала головой:
– Останьтесь с Бриджет. Отвлеките ее, чтобы она не звонила по телефону. И постарайтесь, чтобы она не совала нос в бумаги.
– Но если они такие ценные, то почему вы думаете, что университет их не купит?
Хелен попыталась освободиться, но Аарон еще крепче сжал пальцы, держа ее за предплечье. Он чувствовал, как его охватывает беспричинная паника. Неспособность контролировать то, что его волнует, уже стала частью натуры Аарона.
– Откуда у вас такие деньги? – спросил он Хелен.
– Это мои пенсионные накопления, – сказала она, глядя на Аарона как на дурачка.
– Не думаю, что это разумный выбор, – возразил он. – Жить-то вы на что потом будете?
– Я, признаться, тронута вашей заботой, – откликнулась Хелен, удерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Но вам известно, чья подпись стоит на том письме?
Аарон отрицательно мотнул головой.
Хелен глубоко вздохнула и негромко произнесла:
– Спинозы.
От неожиданности Аарон ослабил хватку:
– Святые угодники!
– Спиноза может не согласиться с вами насчет святости. Но все-таки Эстер Веласкес добилась от него ответа. – На ее лице мелькнула тень сомнения. Она высвободила руку. – Останьтесь с Бриджет.
Аарон смотрел, как фигура Хелен исчезает за поворотом лестницы.
Напротив, через галерею, висело полотно с изображенной на нем башней, подозрительно похожей на фаллос, торчащий из комков сахарной ваты. Перед картиной стояла молодая пара, одобрительно кивая. «Вот прямо тянет их на всякое, – подумал Аарон. – Да тут сам дом набит такими сокровищами, не чета всей этой мазне».
Когда-то он верил в простой и логичный мир, в котором все, что достойно внимания, по праву им пользуется. Теперь же он видел, как часто самые важные вещи остаются незамеченными.
Бриджет он нашел в спальне. Увидев Аарона, она захлопнула книгу и заметила:
– Тут вообще ни черта не разберешь, даже если текст на английском.
– Этот стиль называется «секретарская рука»[68]
, – пояснил Аарон.– Да плевать, как это называется! Но, черт побери, что здесь такого ценного для нее?
Намеренная вульгарность ее выражений свидетельствовала, что маски окончательно сброшены. Бриджет, как видел Аарон, приближалась к критической отметке, к апогею некоего внутреннего конфликта, который не имел отношения ни к нему, ни к Хелен, ни даже к этому дому, но происходил в личном мире ее самой: отдельной вселенной, слегка касающейся его, но обладающей силой уничтожить все, над чем он трудился последние месяцы.
И все, что осталось у Хелен.
Кто на самом деле имел право на эти бумаги в руках Бриджет? Конечно, не он. Но Аарон хотел заполучить их для Хелен, потому что знал, как они важны для нее.
– Кто такой, мать его, Томас Фэрроу? – презрительно спросила Бриджет.
Как много она успела прочитать? Аарон начал осторожно, стараясь говорить правду, но не всю:
– Фэрроу был безработным актером. Писал письма философам. Как правило, дурацкие.
– И это стоит двадцать тысяч фунтов?