– Я понятия не имею, сколько они на самом деле стоят. Понять можно будет только после оценки. Но это привлечет постороннее внимание. И, – откровенно добавил он, – я не думаю, что предложение профессора Уотт останется в силе, если вы обратитесь к оценщику.
– А что, неужели в банке нет сотрудника, – ухмыльнулась Бриджет, – в чью задачу входит не дать старой грымзе одним махом обнулить свой счет только потому, что какой-то шарлатан пообещал воскресить ее дохлого пекинеса… ну или ей просто хочется отомстить своим бывшим коллегам?
Аарон прекрасно понимал, что не следует реагировать на насмешки, и улыбнулся:
– Банк не имеет права запретить Хелен снять со счета ее деньги. Она иногда выглядит довольно устрашающе, если вы не заметили. Мне кажется, что вам крупно повезло с этими двадцатью тысячами. Вряд ли кто-то или что-то – кроме закона о наследстве – помешают ей приобрести эти бумаги. А судебные тяжбы по наследственным делам могут тянуться годами.
– Думаешь, ее сильно волнует, что случится в следующем году? Вид у нее, прямо скажем, не очень.
– Ничего подобного, – возразил Аарон чуть громче обычного.
– Ты бы позвонил этому вашему Джонатану Мартину. Он оценит, что ты помог ему увести бумаги из-под носа у Хелен. А если они заплатят двадцать… одну тысячу… или что-то около того, я готова и подождать несколько дней.
Она провела рукой по книге, которую теперь держала на уровне талии. Аарон с болью подумал о Марисе. По глупости он до сих пор представлял ее такой, какой помнил. А теперь увидел ее такой, какой она должна выглядеть сейчас: тугой выпуклый живот, морщинки от смеха и напряжения в уголках проницательных серо-зеленых глаз, сильная спина, изогнувшаяся под тяжестью, босые ноги, поднятые на подушку в конце дня… Он представил ее воплощением уверенности, и его собственное тело казалось каким-то жалким по сравнению с ней. И возблагодарил судьбу, что Мариса не видит его сейчас, запутавшегося, сбитого с толку, в доме, даже стены которого более одухотворены, чем он.
Пока Аарон размышлял, Бриджет тихонько рассмеялась. Он поднял голову и с удивлением обнаружил, что она смотрит на него с откровенно кокетливым выражением.
– А может, – сказала она, – я делаю все неправильно? Может, нам с тобой стоит оценить эти бумаги?
Ветер переменился, и Аарон никак не мог понять почему. Бриджет легонько подбросила книжку на ладони, как бы поддразнивая Аарона.
Что за игру она затеяла?
– Разве мы с тобой обязаны подчиняться Хелен?
У Аарона пересохло во рту, но отступить он не имел права.
– Осторожнее, – спокойно сказал он.
– С чего бы? – застенчиво спросила Бриджет, однако перестав играться с фолиантом. – Что, боишься, что я испорчу бумаги Хелен Уотт?
Последние два слова она произнесла раздельно. По слогам – и каждый слог был всплеском ярости. Аарон понимал, что Бриджет интересовалась не им. Ее что-то задело в личности Хелен, и она не собиралась оставлять это дело просто так. А флирт был просто способом достичь цели.
Открыв книгу, Бриджет сделала вид, что выбирает, а затем вынула одну страничку и подала Аарону. Тот небрежно протянул руку, натянуто улыбаясь.
Письмо было адресовано Томасу Фэрроу и подписано Исааком Воссиусом. Этот Воссиус, если Аарон не ошибался, был известен в Европе своей необычайно богатой библиотекой. Воссиус отвечал на вопрос, касавшийся нескольких текстов. Письмо было написано на латыни крючковатым почерком, и Аарон с трудом мог разобрать заголовки. Это, конечно, была находка, но все же не на уровне Спинозы. Впрочем, такой документ может свидетельствовать о дальнейшем развитии интересов Эстер.
– Так что, она права? – спросила Бриджет. – Это действительно редкое открытие?
Она склонилась над плечом Аарона так, что ее волосы щекотали ему шею. Аарон пожал плечами:
– Ну, это письмо от владельца одной из крупных библиотек относительно некоторых книг.
– Весьма интересно, – сухо ответила Бриджет.
Она вынула еще один листок и показала Аарону:
– Держу пари, не устоишь перед искушением посмотреть и это.
– А может, оставим исследовательскую работу Хелен? – рассмеялся Аарон.
– Э-э, не морочь мне голову! Ты сам знаешь, что хочешь. В смысле, эти бумаги, – добавила она, наклонив голову.
Аарон чувствовал себя совершенно по-дурацки, но отступить не мог.
– А ты был неплох, знаешь, – сказала Бриджет.
– А ты – еще лучше.
На ее лице промелькнула улыбка, на мгновение показавшаяся искренней. Теперь Аарон ненавидел себя. Каким бы человеком ни была эта женщина, он поступал с ней гадко, отвечая на ее заигрывания лишь для того, чтобы выиграть время.
Бриджет протянула ему бумагу, слегка придержав ее пальцами перед тем, как отдать:
– А ты уверен, что думаешь обо мне только как о владелице этих бумажек?
Аарон ничего не ответил, внимательно изучая латинский текст. Там в самом низу стоял резкий с нажимом росчерк человека, чьи убеждения вели его к славе и смерти: «Бенедикт де Спиноза».