Вес чернил

И все же я утверждаю, что, хотя Бог и не может быть привязан к желанию, Он есть буря, есть сумма всех желаний. И субстанция в своем бесконечном разнообразии есть проявление этой бури, а не наоборот.

Нам обоим известно, что действия человека не могут навлечь на себя Божий гнев или доставить Ему удовольствие. Правильная мораль направляет желание к тому, что не нарушает чужих желаний и потребностей. И когда я говорю о желании, я имею в виду не конечное, а бесконечное, или, как выражаются богословы, святое. Я не говорю здесь о мимолетных побуждениях чувств, но о более глубоком стремлении, желании не только тела, но и духа. Я имею в виду свою любовь и вашу. Импульс, который побуждает нас играть с опасностью и писать друг другу. И мы поступаем так не потому, что мы сознательно взыскуем собственного благополучия, ибо нами движет не только conatus. Мы делаем это, потому что мы – существа желания.

В своем письме вы утверждаете, что во время работы над учебником еврейской грамматики установили, что еврейские слова обладают силой и свойствами существительных. Возможно, вам не будет удивительно, если я сообщу вам, что сам в некоторой степени владею ивритом. И мне кажется, что языком управляет глагол, а не существительное.

В этом, быть может, и заключается разница в нашем мышлении.

Отделять субстанцию от импульса, разумную жизнь от наших желаний суть ошибка, которая меня весьма удручает, хотя в свое время меня часто к ней принуждали. И, поскольку ваши рассуждения весьма емкие и чистые из всех, что попадались мне, мне бы не хотелось допускать, чтобы такой досадный момент пятнал бы их.

Здесь, в середине абзаца, Томас Фэрроу перешел с латыни на португальский язык.

Думаю, несмотря на имеющиеся у нас разногласия, в основном наши мысли сходятся. Я полагаю, что импульс жизни имеет исключительную ценность, поскольку Природа едина с Богом. Следовательно, любое требование, противостоящее импульсу жизни, главное из которых – мученичество, ошибочны.

Амстердамские раввины времен вашей юности принимали Бога очищающего. Но даже если я лишусь собственного имени и права на существование, я не забуду ничего, что узнал от тех, кто принес себя в жертву на алтарь Истины, и тем сильнее я буду стремиться к Богу, которого я знаю: великому существу в ореоле благости.

Я пришел к пониманию, что все, что вы излагаете, и, быть может, все, во что верю я, не есть атеизм. Но нужного слова для определения сего явления у меня пока нет.

Ответ Спинозы (последний листок из собрания) был адресован «Достопочтенному и настойчивому мистеру Фэрроу».