Только что прочитанные письма были актом близости. И Аарон, в своей трусости неспособный дать даже элементарный ответ по электронной почте Марисе, понимал, что недостоин быть свидетелем такого открытия. На его глаза навернулись слезы благодарности. Но не Эстер, не Спиноза вызвали их, а профессор Хелен Уотт. Ее дрожащие руки, что покоились на столешнице, показались Аарону великолепнейшими изваяниями, предметами почти неземной красоты. Он понимал, что никогда не сможет сказать, что любит ее, как любит маяк терпящий бедствие корабль, понимая, что маяк ничем не поможет ему.
Они посмотрели друг на друга и устало улыбнулись. Хелен взяла фолиант. И тут Аарон увидел, что в книжке осталось еще несколько непрочитанных страничек.
– А это что такое? – удивился он.
Хелен глянула на него, словно прося прощения. Она произнесла что-то неразборчивое, откашлялась и повторила:
– Пепел.
– В смысле?
– В смысле, галловые чернила.
Хелен отстранилась, прижав фолиант к груди.
– Бумаги сильно повреждены. Прежде чем работать с ними, их надо отправить в консервационную лабораторию.
– Хорошо.
Аарон прищурился, но света в помещении вдруг оказалось недостаточно, чтобы определить, отчего на лице Хелен появилось настороженное выражение. «Она же весь день была как не своя, – напомнил он себе. – Совсем больная».
– Хотите, я отнесу их сам? Может, они согласятся восстановить, пусть даже университет их и не купил?
Хелен молчала.
– Вы выглядите… – замялся Аарон, – совершенно измочаленной.
Хелен улыбнулась ему едва заметной печальной улыбкой:
– Я позабочусь об этом. Вам тоже не помешало бы отдохнуть.
Не только гордость, как понимал Аарон, заставила Хелен отказаться от помощи. Ему никогда не удавалось одурачить ее, и теперь никакая бравада не могла бы скрыть, насколько он чувствовал себя потерянным. И Хелен, конечно же, видела, в каком он состоянии и что он слишком слаб, чтобы самому восстановить целостность тех бумаг. И тут, будто слова Хелен имели силу заклинания, он ощутил, как сильно устал, как тяжело голова давит на плечи.
Он не стал говорить Хелен «спасибо», не сказал, что она была права с самого начала. Он просто встал и передал бумаги. Бармен отворил перед ними дверь, Аарон довел Хелен до освещенной фонарями улицы, где они и расстались.
Глава двадцать восьмая
Звук за окном. Резкий тихий стук.
Затем опять.
Приподняв голов у, она заметила, что свеча больше не нужна – солнце уже начинало припекать, и дневной свет залил стекла и забелил половину письменного стола. И хотя некогда подобная расточительность была немыслимой, Эстер не стала сразу задувать свечу, позволив себе полюбоваться колеблющимся, бледным в солнечном свете пламенем. Расплавленный воск пощипывал ее кожу, когда Эстер положила руку на прохладную ручку окна.
Стук прекратился, потом возобновился снова. Какая-то речная птичка, одна из многих, от чьих криков она просыпалась в залитой солнцем спальне, лежа на мягкой подушке. В этом доме с окнами, выходящими на излучину Темзы, Эстер жила уже почти два года, но так и не выучила названий птиц. «Лучше спросить мужа», – подумала она и рассмеялась. Да, он-то знает.
Дождь, что начался вчера, прошел, туман с холмов рассеялся, и зелень, окружавшая дом, сделалась еще ярче. Даже сейчас, думала она, времена года способны зачаровывать ее. Лондон отнюдь не давал представления о сельской местности Англии, и в этом Джон оказался совершенно прав.
Эстер нажала на рычаг, и окно распахнулось. От хлынувшей яркости дня из головы вылетели все мысли. Такую голубизну неба Эстер еще совсем недавно считала невозможной. Глаза наполнились слезами.
Вот уж совсем глупо плакать в небо!
Да, и как не похоже оно было на то, что видела Эстер в день своей свадьбы! То гда над головами реяла туманная дымка пожара, но Бенджамин Га-Леви ни за что не желал откладывать церемонию, несмотря на уверения магистрата в том, что дым является дурным знаком для будущей пары. Но Га-Леви заметил, что и так слишком долго ждал – потребовались месяцы, чтобы его письмо достигло одного из портов Нового Света, месяцы, чтобы получить ответ капитана судна, на котором находился Альваро, потребовались определенные суммы, чтобы юношу освободили наконец от морской каторги. Каждая задержка, проволочка вызывали в старике молчаливую досаду, и Эстер опасалась, что он вообще передумает. Но когда океан наконец вернул Га-Леви то, что он давным-давно бросил в него, Бенджамин настоял на том, чтобы свадьба состоялась на следующий же день по прибытии Альваро. И все необходимые приготовления были сделаны, несмотря на ужасный дым, на мрачные лица лодочников и их пассажиров-беженцев – людей, которые пережили чуму только лишь для того, чтобы увидеть, как судьба сокрушает их невиданным доселе пожаром. Говорили, что купол собора Святого Петра расплавился и по улицам течет свинец.