Вес чернил

Альваро взял ее под руку и сказал:

– Я понимаю.

И вот теперь он стоял перед ней и упорствовал:

– Сегодня! Я больше не буду откладывать.

И снова эта мягкая, светящаяся изнутри улыбка. Альваро буквально сводил с ума, хотя, возможно, с ума сходила сама Эстер, потому что никак не могла определиться в своей оценке мужа. Он был дурак, а она хотела, чтобы ее оставили в покое. Он был друг – и она хотела, чтобы он оставался в ее комнате в заляпанных травой ботинках, с расстегнутым воротником, распространяя запах свежести – брат, который всегда будет дразнить и прощать.

– Ну что, твой херувимщик придет сегодня? – вопросила она со строгим лицом.

– Он мастер-резчик! – отвечал Альваро, высоко приподняв брови.

– Который вырезал всех до одного херувимов в Питершеме и Ричмонде! – рассмеялась Эстер.

Альваро покраснел:

– Но его резьба бесподобна! Признай же!

Эстер сделала вид, что согласилась. Но Альваро не унимался:

– Его пригласили в королевскую резиденцию в Виндзор, чтобы сделать три архитрава. Его приглашали даже французы. Отцу повезло, что он пригласил его к нам до того, как он стал нарасхват.

Эстер прикусила нижнюю губу, сдерживая улыбку.

– Они… – Эстер замолкла, наблюдая, как Альваро ждет ее приговора. – Довольно приятные.

Альваро молчал.

– И он сам довольно приятный, не сомневаюсь.

Его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Его зовут Ричард. Мы договорились с ним, что нет нужды держаться друг от друга на пушечный выстрел. Я сказал ему, что ты все понимаешь.

Теперь Альваро смотрел на жену с просьбой в глазах.

– Ричард надеется познакомиться с благородной хозяйкой дома.

При этих словах Эстер почувствовала, как хорошее настроение быстро улетучивается. Она снова уставилась перед собой.

– В этом доме нет благородных дам.

Какое-то время он молчал, поддавшись мрачному настроению супруги.

– Но тогда, быть может, в другой день?

Эстер подняла взор, слишком тронутая исполненным надежд лицом мужа, чтобы завидовать его искренней любви.

– Да, – сказала она наконец. – Да, я встречусь с ним.

Альваро улыбнулся с такой благодарностью, что Эстер тоже не удержалась. Его глаза излучали свет.

– Никто, кроме тебя, не знает о наших чувствах.

Эстер крепко сомневалась в этой тайне – наверное, половина Питершема и Ричмонда была в курсе любовной истории, и даже Ривка не могла заставить прислугу молчать.

– Так, значит, на реку?

Но Эстер покачала головой. Какое-то упрямство тянуло ее к предыдущему разговору.

– Сначала пообещай мне.

– Что? – непонимающе нахмурился Альваро, но быстро вспомнил, о чем речь. – Ты все об этом? Но ведь это чепуха какая-то!

Эсте поджала губы.

– Нет, – повторил Альваро, – я не сделаю этого. Ты бы мне еще предложила руку тебе сломать. Не буду, и все!

Эстер не хотела поддаваться эмоциям и поглядела на мужа очень сурово:

– Обещай!

Альваро упрямо замотал головой.

От такого предательства у нее потемнело в глазах. Надо же быть такой дурой, чтобы довериться ему! Эстер приподнялась из-за стола и спросила дрогнувшим от гнева голосом:

– Я хоть раз просила тебя хоть о чем-то?

Альваро вновь мотнул головой, но медленнее.

Постепенно Эстер стала приходить в себя. Она долго обдумывала этот вопрос, и хотя до конца не понимала сути своих страхов, тем не менее считала их обоснованными. Ведь она была женщиной, да к тому же письма и заметки ее носили еретический характер. Даже Гоббс и Спиноза не рисковали прямо говорить о своем атеизме.

Альваро, в свою очередь, утверждал, что после смерти ей будет совершенно нечего бояться. Почему бы тогда не передать ему документы на хранение?

Потому что в ее сочинениях высмеивались страдания раввина.

Да, она не могла себе простить насмешек, но не следует ли сохранить записи, чтобы впоследствии люди могли ознакомиться с ними? Жестокость проявлялась не в ее словах, а в окружающем мире.

Даже самой себе она не могла объяснить подобное решение – так же, как не могла объяснить ужас, охватывавший ее в самые неожиданные моменты. Ей виделись руки в язвах, вцепляющиеся ей в волосы, плюющиеся лица… И она продолжала настаивать на своем, будто эти слова ей ничего не стоили:

– Я требую, чтобы ты сжег все мои бумаги после моей смерти. Моя просьба довольно-таки простая, и я все равно не успокоюсь, пока ты не поклянешься мне.

– Сожги их сама! – воскликнул Альваро, поднимаясь со стола и направляясь к двери.

В душе Эстер билась лишь одна мысль: «Не оставляй меня одну в этой комнате!»

Словно услышав ее, Альваро замедлил шаг и остановился посреди спальни. Через мгновение он стоял перед женой.

– Я не могу сделать это сама. Я не вынесу… Нет, нет, пока я еще могу думать, читать и писать!

Он миролюбиво выставил вперед ладони и проговорил:

– Я знаю, что ты… Что тебе пришлось так долго прятаться.

Гнев Эстер мгновенно улетучился, оставив ее в замешательстве. Она виновато качнула головой и только потом догадалась произнести вслух:

– Прости.

– Эстер, – продолжал Альваро. – В живых не осталось никого, кто мог бы пострадать от твоих сочинений. Раввин, твои родственники. Если о твоей работе станет известно и поднимется шум – я даже буду рад. Да кто сможет навредить тебе после смерти?